Вадим Васильевич Пассек. Часть 1

 Есть имена литераторов, которые широко известны, их изучают в школе, им посвящают музейные экспозиции, многотомные научные исследования. А есть имена людей, которые известны, в итоге, лишь  благодаря тому, что состояли в дружеских или родственных отношениях с выдающимися современниками  или просто были с ними знакомы. Их и именуют обычно: «знакомый знаменитого поэта», «родственник известного писателя». Сведения об этих личностях можно найти лишь в специальных справочниках, да и то немногочисленные. К такой категории относится имя Вадима Васильевича Пассека, часто упоминающееся в работах, связанных с А.И. Герценом, так как последний был его другом. Однако деятельность В.В. Пассека на благо Родины, его благородные качества заслуживают  более уважительное отношение  потомков.

В.В. Пассек

Вадим Васильевич Пассек был историком, литератором, издателем, археологом, этнографом, фольклористом, и, как справедливо заметил исследователь его творчества К.Е. Новохатский,  человеком, занимавшимся деятельностью, которая позже получила название краеведения.

В.В. Пассек родился 20 июня  1808 г. по старому стилю  в Тобольске в семье ссыльного дворянина Василия Васильевича Пассека, обвиненного  по  ложному доносу. Вначале ребенка взял на воспитание друг семьи доктор И.Х. Керн, и только в десять лет мальчик был соединен с семьей. Вадим родился, по его словам, «в то время, когда беспощадно теснили и терзали родную семью, поэтому был надолго отдален от нее, рос среди чужих, стал рано думать и чувствовать и должен был сосредотачиваться, замыкаться в себе».  С другой стороны, в нем росла жажда «делиться душой с целым миром» [1].

Какой тяжелый след оставили годы ссылки, унижений и лишений  в поэтической и нежной душе Вадима Васильевича до конца, очевидно, никто  не смог понять. Уже будучи взрослым  человеком, студентом, а после женатым мужчиной, Вадим не мог освободиться от образов прошлого,  воспоминания детства преследовали его. К ним он настойчиво возвращался в своих поэтических произведениях.

Уже в детские годы Вадима стали занимать народные нравы и обычаи, волновать рассказы о прошлом. Воображение ребенка рисовало картины минувших лет, героя Сибири Ермака, его жизнь и смерть. В душе росло желание знать жизнь всего человечества, везде быть, все видеть. 

Вадим стал  рано чувствовать и красоту окружающего мира. «Я был младенцем, - писал он, -  и предо мной раскрылась дивная книга … Эта книга – Природа. Она дана человеку Творцом, - и счастлив, кто умеет в ней читать …»

   Позже он часто рассказывал своим друзьям, как мальчиком  приходил  на берег Иртыша и  «в сладком упоении любовался храмами природы. Как созвучно отозвалась душа на такую радость творения,  каждый нерв праздновал день, в который родился для земного блаженства!» [2]

В 1825 году многочисленная семья Пассеков вернулась из ссылки в Москву. Семья состояла тогда из 17 детей. Здесь в них «приняли участие» А.Н. Панин, Алябьевы (родители красавицы А.В. Киреевой),  родственники Вязмитинова и Л.Н. Энгельгардт (тесть Боратынского), а Е.А. Офросимова (вторым браком за композитором А. Алябьевым) взяла на воспитание последнего ребенка в семье – Леонилу Пассек.

Пассеки были лишены прав дворянства (их вернули только в 1836 год), имения были у них отняты, денег было взять неоткуда. Выбиваясь из последних сил, семья использовала каждую возможность, чтобы поправить материальное положение. В 1836 году Пассеки завели много нашумевший в свое время процесс с  Шаховскими (драматургом Александром Александровичем и его братьями) о наследстве Дмитрия Кантемира, который длился десять лет и  кончился тем, что спорное имение было разделено пополам [3].

Несмотря на бедственное положение, братья Пассеки старались получить образование.  23 сентября  1826 года Вадим Васильевич поступил в Московский университет на отделение «нравственно-политических наук» (юридическое отделение). Он слушал также лекции  словесного отделения (по российской словесности, латинскому, французскому, немецкому и английскому языкам) и физико-математического (по алгебре и геометрии). За время учебы В.В. Пассек был награжден за лучшие сочинения в Торжественном собрании 5 июля 1828 года похвальным листом и 26 июня 1830 года серебряною медалью.  Он вышел  из университета в июне 1831 года в чине титулярного советника [4].

В университете Вадим Васильевич на почве общих интересов к истории  сошелся с молодым профессором М.П. Погодиным. Последний напечатал первый труд молодого ученого «Замечания о Сибири» в  «Московском вестнике», куда вошли сведения о климате, названиях рек и населенных пунктов, поговорках, обычаях и жилищах Тобольского края [5].

В 1829 году в университет пришел юный А.И. Герцен, который собрал вокруг себя кружок из передовой молодежи, жаждущей общественной деятельности.  Знакомство с ним было знаменательной вехой как в жизни В.В. Пассека, так и в жизни самого Александра Ивановича. Молодых людей объединяли жажда познания, обостренное чувство патриотизма, общественного долга, а также общие интересы к истории, философии, занятия литературой. С тех лет сохранился подготовленный В.В. Пассеком альманах  (цензура в печать его не пропустила, впоследствии он попал в 3-е отделение вместе с аттестатом Вадима как дополнение по делу Герцена), составленный из произведений кружковцев, среди  которых есть и литературные опыты самого составителя: «Периоды жизни» (письмо к Герцену), стихотворение «Надежда». По этим небольшим произведениям, в которых автор размышляет о жизни,  можно судить о чувствах и мечтах юного Вадима.

А.И. Герцен                                         Н.П. Огарев

Молодой человек сравнивает начало своей жизни с ручьем, вырвавшимся из пучины, достигшим зеленых полей и мирно струящимся под синим небом. Его одолевает пламенное желание деятельности, но в чем она будет заключаться, он  пока смутно представляет. Его съедают чувство неудовлетворенности и тоска из-за нереализованных возможностей:

    Пусть солнце радостно горит

    И звезды в синеве мерцают –

    Мне луч отрадный не блестит,

    И ран мечты не исцеляют!

    В глухую ночь и в ясный день

    Я занят думою одною,

    Брожу, как гробовая тень,

    С моей свинцовою тоскою!

Мучает Вадима неизвестность будущего: будет ли оно счастливым, принесет ли он пользу обществу или (как бы пророчески рассуждает он):

    … на земле как на чужбине

    Погибну сир и одинок,

    Стихает бурный так поток

    В безлюдной и глухой пустыне [6].

Однако политических воззрений А.И. Герцена В.В. Пассек, очевидно, не разделял с самого начала. Герцена же и его друзей пленило в Вадиме его благородство души и характер, закаленный лишениями. Например, В 1830 году Вадим Васильевич сам предложил себя в распоряжение холерного комитета и ставил на себе опыты по «прилипчивости заразы». К тому же в глазах Александра Ивановича Вадим был жертвой царизма и подходил на роль будущего борца.

А.И. Герцен близко сошелся со всем семейством Пассеков, особенно с братом Вадима Диомидом (впоследствии героем кавказской войны), он тепло относился к их матери (ей        в «Былом и думах» Александр Иванович посвятил больше теплых строк, чем своей родной матери),  а к сестре Вадима Людмиле  испытывал поэтическое чувство (бросив же ее,  навсегда разбил ей сердце).

Семье «львенков»: Вадиму, его братьям и сестрам, их матери -   посвящены проникновенные строки шестой главы «Былого и дум», полные тоски о давно ушедшем времени.

«В Вадиме для нас было много нового. Мы все,  с небольшими вариациями,  имели сходное развитие,  т. е. ничего не знали кроме Москвы и деревни …  Вадим родился в Сибири, во время ссылки своего отца, в нужде и лишениях; его учил сам отец,  он вырос в многочисленной семье братьев и сестер, в гнетущей бедности,  но на полной воле … Он был отважен, даже неосторожен  до  излишества  - человек,  родившийся в Сибири и притом в семье сосланной, имеет уже то преимущество перед нами, что не боится Сибири».

«В этой семье все носило следы царского посещения; она вчера пришла из Сибири, она была разорена, замучена и вместе с тем полна того величия, которое кладет несчастие не на каждого страдальца, а  на чело тех, которые умели вынести».

«В нужде, в работе, лишенные теплой одежды, а иногда насущного хлеба, они умели выходить, вскормить целую семью львенков; отец передал им неукротимый и гордый дух свой, веру в себя, тайну великих несчастий, он воспитал их примером, мать – самоотвержением и горькими слезами. Сестры не уступали братьям в героической твердости. Да чего бояться слов, - это была семья героев».

«Живо помню я старушку мать в ее темном капоте и белом чепце… Она была влюблена в своих детей, она была ими богата, знатна, молода … Когда они все бывали в сборе в Москве и садились за свой простой обед, старушка была вне себя от радости… Она была счастлива тогда … Зачем она не умерла  за одним из этих обедов? …»

«Бедная мать! Бедная Россия!» [7]

В это время (период 1830-1834 гг.) Н.П. Огарев и В.В. Пассек были самыми близкими  друзьями А.И. Герцена.

«Ты, Вадим  и я – мы составляем одно целое», - писал А.И. Герцен Николаю Платоновичу летом  1833 года.

С другой стороны, Вадим Пассек также искренне относился к своим друзьям, писал к родным: «Кланяйтесь в особенности Ивановичу и Платоновичу, скажите им, когда увидите, что я люблю их как братьев» [8].

Но был еще один друг детства и юности, о котором А.И. Герцен несколько вскользь   упомянул в третьей главе своих знаменитых мемуаров (ему же самому, напротив, было уделено центральное место в воспоминаниях этого друга). Это внучка его старшего дяди,  Татьяна Петровна Кучина, «корчевская кузина» (т. е. из г. Корчевы), как она названа в «Былом и думах». Она была  двумя годами старше Герцена, небольшого роста, живая и непосредственная.

Татьяна Петровна была женщиной умной, незаурядной, с сильным характером, который воспитывался с самого раннего возраста. Родиться женщиной в то время было своего рода геройством, ведь приходилось каждодневно совершать подвиг во имя любви  к близким. Низкий уровень медицины давал о себе знать самым жестоким образом. У жены А.И. Герцена после первенца Александра было еще три ребенка, которые не выжили, а затем родился глухонемой сын. Все это Наталья Александровна выстрадала, пережила, пока последний удар в 1851 году не убил ее окончательно. Не была жизнь легкой в этом отношении и у Т.П. Кучиной.

«Жизнь кузины  шла не по розам», - писал А.И. Герцен.  «Говорят, что детский возраст самый счастливый. Полноте – так ли!» - рассуждала с горечью уже престарелая  Татьяна Петровна [9].

Мать Кучиной, которая была как и Герцен, и его жена,  незаконорожденным  отпрыском, умерла, когда Татьяне Петровне было 12 лет. Отец матери П.А. Яковлев попросил перед смертью своих братьев, о которых некогда заботился, признать законными его детей. Но Яковлевы бумагу скрыли, а его детей обобрали, Татьяне Петровне от наследства деда достались лишь крохи, да и  те ей полностью не выплатили.  С отцом Петром Алексеевичем, который увлекался карточной игрой и вел жизнь шумную, «корчевская кузина» жила мало, отношения  с братом Алексеем, бравым гусаром, тоже идущим по стопам отца, также не были близкими [10]. Она, по существу, была сиротой, хотя и при живом отце. Все теплые ее воспоминания  о детстве и юности относятся к дому И.А. Яковлева: к матери А.И. Герцена Луизе Ивановне Гааг, Александру Ивановичу, который заменил ей брата.

Именно «корчевской кузине» А.И. Герцен поверял свои детские и юношеские мечты, с ней он делился планами на будущее, пока в его жизнь не вошла дружба с Н.П. Огаревым. «…а знаете ли? – писала Татьяна Петровна спустя много лет Н.П. Огареву. – Ведь вы мне, когда-то - там, давно-давно – стоили много слез. Вы сами не зная протеснились между мной и Сашей - и вы отстранили меня на второй план… До вас мы были друг для друга все: с детства» [11].

Вот и теперь, исполненный восхищением перед Пассеками А.И. Герцен решил познакомить ее с Вадимом.  «Только не влюбитесь», - как бы предчувствуя будущее, предупредил он Таню. И с первого же взгляда Вадим Васильевич влюбился  в девушку маленького роста и с веселым нравом. А.И. Герцен с  юношеским максимализмом воспринял такой ход событий отрицательно (ведь, по его мнению, В.В. Пассек был предназначен на роль борца) и даже спрятал альбом с признанием. Но судьба была уже предначертана, и Татьяна Петровна, не побоявшись лишений, несмотря на то, что родные сватали ей дальнего родственника, чтобы как-то устроить бедную невесту,  согласилась выйти замуж за вчерашнего  студента,  из семьи бывшего ссыльного поселенца, лишенного прав дворянства, без средств к существованию.   

Венчание состоялось 11 ноября 1832 года в церкви Николы на Курьих Ножках.   Невеста пошла под венец даже не из дома И.А. Яковлева, а из квартиры своей знакомой Варвары Марковны Мертваго, которая была как раз напротив дома Ивана Алексеевича. Варвара Марковна была на свадьбе посаженой матерью, а двоюродный дядя Н.П. Голохвастов -  посаженым отцом. А.И. Герцен в качестве брата, по традиции, обул свою кузину - и они простились со своим детством. Серьги же невесте вдела «женщина счастливая в замужестве» – дочь хозяйки Катерина Загоскина. Денег на пышное венчание не было, но товарищи Вадима на свой счет осветили церковь и наняли лучших певчих. Шаферами на свадьбе были А.И. Герцен и Н.М. Сатин, венцы держали попеременно шаферы,   А.Н. Савич, Н.П. Огарев, Н.Х. Кетчер, К.А. Бахтурин. "Впоследствии  всю жизнь стремилась подняться до его нравственной высоты,  и никогда не могла до нее достигнуть" - писала позже Татьяна Петровна о своем муже [12].

Это были юношеские, золотые годы для всех вместе: Герцена, Огарева, «корчевской кузины», Вадима.

После свадьбы А.И. Герцен еще больше сошелся с семейством Пассеков, стал бывать у них почти каждый день, его приняли как сына. Вот характерные строки из его писем к Н.П. Огареву за лето 1833 года о минутах, проведенных им в доме Пассеков: «Теперь все мои удовольствия, все наслаждения сосредоточены в семействе Вадима; мне не хочется с ними расставаться, это будет горько и больно»;  «… это время самое приятное, время  какого-то тихого наслаждения. … там не гроза, а небо чистое и голубое. Сколько я обязан этому семейству!»

И позже  на допросе он был вынужден сознаться, что в последнее время переписывался только с одною девицею Людмилой Пассек, и с ее «семейством весьма знаком», а письма получал от Татьяны Петровны и господ Пассеков [13].

Вспоминая как-то раз об этом времени, Вадим и Герцен охарактеризовали его как один «продолжительной пир дружбы».   Но всему наступает конец. Душа В.В. Пассека рвалась «к высшей форме жизни», и бесцельность проведенного времени стала тяготить его. «Последний праздник дружбы» оставил след у Вадима на всю жизнь.

"Помню я, - писал А.И. Герцен, -  что еще во времена студенческие мы раз сидели с Вадимом за рейнвейном,  он становился  мрачнее  и мрачнее и вдруг,  со слезами на глазах, повторил слова Дон Карлоса,  повторившего,  в свою очередь,  слова Юлия Цезаря: "Двадцать три года,  и ничего не сделано для бессмертия!" Его это так огорчило, что он изо всей силы ударил ладонью по зеленой рюмке и глубоко разрезал себе руку.  Это так,  но ни Цезарь, ни Дон Карлос с Позой, ни мы с Вадимом не объяснили, для чего же нужно что-нибудь делать для бессмертия?"

В.В. Пассек жаждал общеполезной деятельности, и не простой, а которая будет обращена на познание прошлого для настоящего и оставит результат своей работы для потомков.  Чувствуя  силы для  этого, Пассек решил заняться изучением и пропагандой исторических знаний [14].

В.В. Пасек  мечтал о месте лектора истории  в Московском университете. «Занять место в университете, – писал он родным, – я рад, я должен».  За полтора года он планировал сдать магистрский экзамен,  написать диссертацию и стать преподавателем истории. Но и эти полтора года ему трудиться  лектором истории была «смертная охота» [15].

Важной вехой в жизни Вадима Васильевича стала поездка в 1832 году в Харьковскую губернию, где находилось имение семьи, для улаживания дел. Он был очарован Украиной и решил заняться изучением всех племен, населявших Российскую империю.

Переполнявшие чувства и впечатления искали выхода, и в 1833-1834 годах В.В. Пассек работает над книгой «Путевые записки Вадима». Это был, по сути, его первый большой литературный труд, наполненный юношескими восторгами, мечтами, любовью к Родине и своей жене, в котором писатель хотел выразить свои чувства и мысли. В книге, стиль которой можно охарактеризовать как эссе, были такие разделы,  как «Украйна», «Малороссия», «Мечтанья» и «Посвящения жене».

В.В. Пассек описал историю, быт, песенное творчество Украины, воспел особый дух славян (перевес внутренней жизни над внешнею). В душе своей он «воскрешал минувшие века Украины, видел, как изменялось бытие народа, как возникали и гибли воинственные племена, чувствовал их жизнь и прожил с ними столетия».

Опережая свое время, молодой историк выдвинул и обосновал план изучения прошлой жизни народов не только по одним летописям, но в комплексе с другими историческими источниками, в первую очередь, вещественными, этнографическими, фольклорными.

«Да! Одне летописи перескажут, объяснят нам жизнь народа. Но их слово не будет живо, их мысль не будет полна и светла,  не будет согрета чувством, доколе мы не призовем на помощь всех памятников древности (которые у нас должно исследовать не столько  в смысле их наружного вида, сколько в понятии, в идее, по которой они созидались), доколе не исследуем минувшей жизни народа в быте и характере живущих поколений и влияния на него внешней природы»; «И тот не понимает истории народа, кто не объемлет умом, не сочувствует сердцем  малейших движений его внутренней жизни: кто не видит, как живет прошедшее в настоящем; кто думает воссоздать жизнь по одним летописям или остаткам искусства,  и в настоящем быте не видит основных начал, по которым действовало минувшее и станет действовать грядущее».

Но, по его мнению,  одного этого для изучения истории народа не достаточно, надо также найти элемент, который движет всеми событиями. Но и это не все.  Необходимо постичь и внутреннюю жизнь народа, надо жить среди него, чтобы понять его историю. «Тот не историк, кто не поэт!» - восклицает автор  и пишет далее: - «И так, чтобы история  была проникнута сею мыслию и чувством, чтобы по живой идее развить из прошедшего все настоящее, чтобы осветить прошедшее настоящим, для сего должно, изучивши прошедшее, одушевивши его светлою идеею, познать настоящее во всей многосторонности,  и слить его с прошедшим во всей полноте, не одной тканью событий, но внутреннею, непрерывною жизнью».

Заветная цель автора состояла: «Изучать Россию по ее центрам…»  Мечта же автора заключалась в достижении «высшей жизни духа»:

 Наступит день торжественный, святой

 Чудесного небес предназначенья –

 И человек – еще жилец земной,

 Духовного достигнет просветленья! [16]

Лирические душеизлияния и идеалистические настроения В.В. Пассека не понравились «прогрессивной общественности» (да и нужно ли изливать свою душу перед другими?) В.Г. Белинский, в частности, написал ироническую и порой несправедливую рецензию: «Путевые записки Вадима – истинное диво дивное! Чего-то в них нет! И юношеские рассуждения, и археологические мечты, и исторические чувствования – все это так и рябит в глазах читателя. А риторика, риторика – О! Да тут разливанное море риторики!… Не ищите грамматических ошибок, не ищите бессмысленности; но не ищите и новых мыслей, не ищите выражений, ознаменованных теплотою чувства … Риторика все потопила!»

Однако были люди и другого мнения. Писатель И.И. Лажечников, с которым супруги Пассеки познакомились, живя  в Твери у родных зимой 1833-1834 года, и которому Вадим Васильевич первому читал строки из своей книги, одобрительно отозвался о его произведении и «благословил на путь серьезного исторического труда» [17].

читать дальше                иллюстрации