Архнадзор

«Вновь хочу пройти я по Черёмушкам…» (слова из песни)

Юрий Егоров

Прогуляемся и мы по Черёмушкам. Но не тем, о которых пел Николай Расторгуев, где «по деревянным тротуарам мы гуляли вечером по парам», а другим, гораздо более близким нам и даже местами ещё живым. Мы поговорим о панельно-пятиэтажных Черёмушках, стремительно исчезающих под натиском экскаваторов и многоэтажных новостроек, и попробуем разобраться в устройстве их жизни и быта.

Что же это такое – Черёмушки? Любой справочник скажет вам, что Черёмушки –район города Москвы, застроенный типовыми пятиэтажными домами, получивший своё название от находившейся здесь раньше деревни. Со временем это название стало нарицательным – так обозначались районы массовой жилищной застройки во многих городах России. Кстати, по некоторым сведениям, группа «Любэ» имела в виду район Черёмушки, находящийся то ли в Томске, то ли в Красноярске. Во всяком случае, в московские Черёмушки трамвай №5 никогда не ходил.
Чем же был вызван феномен Черёмушек? Кто и что породило их на свет?

Современными нами панельная пятиэтажка воспринимается как нечто «неполноценное», а её отрицательные стороны известны, кажется, всем. Маленькие квартиры, низкие потолки, отсутствие лифтов, слабая тепло- и звукоизоляция – вот только некоторые недостатки этих домов. Сюда же можно отнести и «временный» характер этих зданий – расчётный срок службы панельных пятиэтажек составлял всего 25 лет, после чего их планировалось заменить на другие дома. Но это всё с нашей, современной точки зрения. Всё-таки у нас и квартиры побольше, и лифт есть, и раздельным санузлом уже никого не удивишь. Поэтому для нас пятиэтажка – это действительно некий символ ущербности, недоустроенности в бытовом плане. И это понятно – прогресс ещё никто не отменял.

Совсем другая картина представляется при взгляде на исторический контекст, в котором начиналось строительство «хрущёвок». Конец 1940-х и 1950-е годы – это прежде всего послевоенное восстановление страны. Надо было не только вернуть утраченное в военные годы, но и нагнать вынужденное отставание в развитии страны, этой же войной вызванное. Конечно, в первую очередь речь шла о промышленности, транспорте, обороноспособности и других основных потребностях государства как такового. Важно и то, что на другом полюсе послевоенного устройства мира находились Соединённые Штаты Америки, воевавшие мало и вообще не видевшие врага на своей территории. В первую очередь надо было «догнать и перегнать» именно США и именно в области промышленности и вооружений – отсюда такая гонка.

Вместе с тем, за годы войны было разрушено множество жилых домов, а если вспомнить не до конца решённые проблемы расселения людей, оставшиеся с довоенных времён, картина представляется весьма печальная – люди жили во всевозможных бараках, коммунальных квартирах и общежитиях с удобствами во дворе, одной кухней, ванной и так далее на энное количество семей. Если посмотреть архивные фото тех лет – разруха страшная. Да, в некоторых квартирах по старой ещё памяти оставались высокие потолки, большие ванные, но кому какое дело до высоты потолка, если вся семья с детьми ютится в одной комнате, а чтобы умыться или приготовить еду, надо заранее занимать очередь? А если не удалось найти общий язык с соседями? Тогда кухня или ванная становилась, без преувеличений, полем боя. Для всех этих людей переселение в «хрущёвку» было действительно большим благом. Пусть квартира маленькая, зато своя и больше ничья, без соседей и связанных с ними проблем. В гораздо большей степени всё это относилось к бывшим жителям бараков, где по существу и отдельных комнат-то не было.

Для того, чтобы подобным образом за короткий срок переселить в пятиэтажки большое количество людей, требовалось максимально ускорить и удешевить их строительство. Здесь был ещё и политический контекст – враг побеждён, люди строят коммунизм, а какой же коммунизм при таких жилищных сложностях? Вот и понадобилось максимально ускорить получение людьми нового жилья. Кирпичные здания здесь уже не годились – строить их дорого и долго. Требовалось что-то более доступное. И выход был найден – сборные дома, отдельные детали из которых изготавливались на специальных заводах (домостроительных комбинатах) и доставлялись на стройплощадку. А на самой стройке требовалось только соединить отдельные панели между собой, соорудить крышу и обустроить внутренние помещения – и всё, дом готов!

Так и росли дома – один за другим, ещё вчера здесь была деревня, а сегодня уже шумит новый городской район, название которого, чтобы далеко не ходить, взяли у той же деревни, теперь уже бывшей. Несколько автобусных маршрутов, чтобы доехать до «большого» города или до какой-нибудь окраинной станции метро (тогда окраинной, а сегодня – почти центральной), заканчивали благоустройство района. Хорошёво, Мневники, Бескудниково, Фили-Давыдково – достойные продолжатели наших Черёмушек.

Но кто же придумал пятиэтажку? Как это ни парадоксально, одним из первых начал прорабатывать идею пятиэтажек архитектор Борис Иофан, которого мы привыкли считать автором совсем других произведений. Тем не менее, на недавней выставке в Музее архитектуры этот период творчества Б. Иофана был раскрыт достаточно подробно. Пятиэтажки – это заключительный этап его творческой карьеры, под руководством Иофана застроены типовыми домами районы Измайлова и Марьиной Рощи. В числе прочих продолжил реализацию идей Бориса Иофана архитектор Виталий Лагутенко, автор одной из наиболее массовых серий домов К-7 и по совместительству дед известного ныне музыканта Ильи Лагутенко. Конечно, пятиэтажка – это не исключительно советское изобретение, аналоги наших «хрущёвок» есть и в зарубежной практике – например, пятиэтажки были во вполне себе капиталистической Франции.

Первые экспериментальные дома были построены ещё в 1948 году, в период послевоенного расцвета «сталинского» стиля в архитектуре, в районе Соколиной Горы и на Хорошёвском шоссе. Вначале эти дома были четырёхэтажными и имели металлический каркас. Впоследствии для удешевления строительства решено было отказаться от каркаса и перейти к несущим панелям. Этот опыт признали удачным и в соответствии с постановлением Совета Министров СССР от 9 мая 1950 года № 1911 «О снижении стоимости строительства» началось проектирование первых механизированных заводов железобетонных изделий, которые должны были производить панели для сборки будущих зданий.

31 июля 1957 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли постановление «О развитии жилищного строительства в СССР», положивший начало новому жилищному строительству.

Через некоторое время поля вокруг подмосковной деревни Черёмушки стали первой строительной площадкой, где в сжатые сроки из готовых деталей возводились пятиэтажные жилые дома. Справедливости ради стоит отметить, что первые панельные дома были о четырёх этажах. Например, дом 16 по улице Гримау, который сохранился до наших дней и считается самой первой «хрущёвкой» Москвы, насчитывает всего четыре этажа. Но почему же остановились все-таки на пяти этажах, а не. скажем, шести? Потому что установленная максимальная этажность здания, для которого ещё не нужны лифты – да-да, всё верно, те самые пять этажей. Зато длина пятиэтажного дома была практически неограниченной величиной. Наряду со стандартными четырёх – восьмиподъездными домами встречаются как «карлики», состоящие всего из двух подъездов или секций, так и настоящие гиганты.

На Дубнинской улице в столичном районе Дегунино меня когда-то поразил вид уходящего в бесконечность дома серии К-7. Тогда я насчитал в нём ровно двадцать подъездов. Очень занятно было видеть пятиэтажку с номерами квартир из второй – третьей сотни. Опыт черёмушкинского строительства был впоследствии распространён на всю страну, равно как и название района, где началось такое строительство. Появлялись и новые серии домов – II-32 с балконами на тоненьких бетонных столбиках, 1605-АМ с четырьмя квартирами на этаже, и другие.

Строительство пятиэтажных «хрущёвок» продолжалось в целом с 1959 по 1985 год. Пятиэтажки составляют около 10% всей жилой площади страны. Сейчас, по прошествии многих лет с момента окончания строительства последней пятиэтажки, попробуем оценить, что же из этого получилось?

Сразу после окончания строительства в дома вселялись люди, принося с собой неуловимые частицы «прошлой» барачно-коммунальной жизни, закончившейся с получением новой квартиры. В чём-то эти частицы сохранились и до наших дней. Попробуем посмотреть изнутри на жизнь пятиэтажечного района или хотя бы двора.

Для начала – во дворе очень свободно. Мы, бывалые горожане, к этому не привыкли. В городе должно быть всё застроено – плотно упакованные дома, дворы, детские площадки, улицы, проспекты, а здесь – свобода! Дома стоят далеко друг от друга, утопая в деревьях и другой зелени. И было отчего – только что расширившийся город ещё не упирался в свои новообретённые границы, очерченные МКАД, будущий мэр мирно копался в песочнице и не скандалил с губернатором за каждый клочок желанной областной земли, так необходимой для дальнейшего роста города. Вот и ставили дома свободно, как-то по-деревенски, когда кругом только поля да леса, речки да озёра, а до города ещё очень далеко. Ведь это всё для людей, так зачем им тесниться, места-то вон ещё сколько!
Сами дома тоже были соразмерными человеку. Всё-таки пять этажей – это не девять и тем более не семнадцать. Пять этажей – это даже ниже, чем деревья, поэтому палящий зной верхних этажей жителю пятиэтажки почти не знаком.

А между домами чего только нет! Где-то клумба, где-то цветник – всё результат труда местных жителей. Детская площадка – само собой. По совместительству двор – это ещё и место для разного рода застолий, если ничего более подходящего не нашлось. Столик с лавками во дворе – ещё один несомненный атрибут пятиэтажечного квартала. А рядом, на привязанной между деревьями верёвке, сушится бельё – кажется, вообще немыслимая для города вещь! Но где его ещё сушить-то? Ванная маленькая, балконы есть не у всех, а бывают дома, где они вообще не предусмотрены. В комнатах тоже неудобно – приходится либо обходить лабиринты из развешенного белья, либо периодически получать по физиономии не вполне высохшими простынями. А во дворе места всем хватит.

Иногда в пятиэтажечных дворах попадались прямо-таки сложные инженерные решения в виде систем тросов и блоков, одним концом закреплённых на доме, а другим – на ближайшем дереве. Потянул за верёвочку – постиранное белье повисло между домом и деревом на уровне пятого этажа. Потянул за другую верёвочку – высохшее бельё «приехало» к окну. Конечно, случались и казусы, когда эта нехитрая техника ломалась, тогда приходилось спасать бельё с дерева или собирать с земли и перестирывать. Ну а если инженерной мысли не хватало – тогда оставался проверенный «наземный» вариант – во дворе между деревьями.

Понятное дело, что выход во двор за бельём не предполагал парадной формы одежды. У нас он равняется походу в ванную или на балкон. Поэтому за бельём шли в той же одежде, в которой ходили дома. Такая «непарадная» одежда жителей во дворе тоже весьма характерна для Черёмушек. Маленькие размеры квартир и комнат тоже способствовали переносу части семейной жизни во двор – отсюда произошли столики во дворах, которые тоже воспринимались как что-то домашнее.

Ну, хорошо, бельё во дворе, его хозяева дома и заняты своими делами – кажется, идеальный момент для разного рода сомнительных личностей, желающих завладеть чужим имуществом. Как бы не так! В дело вступает дворовый спецназ, имя которому – бабушки.
Бабушки у подъездов – это ещё один безусловный артефакт, стремительно исчезающий вместе с пятиэтажками. Казалось бы, это такое непреходящее явление района Черёмушки. Но, увы, даже бабушки сдаются перед временем и планами по реконструкции Черёмушек. Но пока бабушки ещё сидят на лавочке у подъезда – присмотримся к ним поближе. Бабушки – это такое «центральное телевидение и всесоюзное радио» дворового масштаба, а по совместительству – ещё и хранители поистине энциклопедических знаний о том, что «Васька-то из 15-й квартиры вчера напился, шёл домой и упал прямо в клумбу», «Зинкин сын стекло разбил у Ивановых», а «кошка Мурка из третьего подъезда принесла котят – пять штук и всё полосатые».

Эта, казалось бы, феноменальная осведомлённость прямо следует из устройства самого дома. Три или четыре квартиры на этаже означают пятнадцать или двадцать квартир в подъезде, а при среднем количестве живущих в одной квартире, скажем, в три человека, получается максимум 50 – 60 жителей в одном подъезде. Отсутствие лифта делает лестницу самым людным местом в доме – каждый житель пройдёт по ней хотя бы пару раз в день, поэтому все друг друга знают. А сидящие у подъезда бабушки легко запоминают всех проходящих мимо «своих» в силу их небольшого количества.

Эти же бабушки выполняют функцию бдительной стражи, охраняющей городские ворота. Их грозное «Вы к кому идёте?» приведёт в замешательство даже опытного обитателя пятиэтажечного квартала. Смущённо объяснишь, что вот к такому-то в двадцать пятую квартиру, и в ответ получишь сурово-снисходительное: «Идите!» И если что-то не так во дворе – первыми это увидят именно бабушки. Ну а вечером, когда бабушки разойдутся по квартирам, накопившиеся за день новости станут достоянием всей семьи. Исчезают пятиэтажки, уходят и бабушки. То есть они остаются, но уже просто как наблюдатели. Ну как можно угнаться за всеми новостями семнадцатиэтажной новостройки? Как запомнить всех до единого её жителей, разделённых скоростными лифтами и надёжно упрятанных за двойными дверями подъездов и лестничных клеток? Там и соседа-то не каждый день встретишь, а другой этаж – это вообще как другая планета. Вот и сидят бабушки у подъезда по старинной привычке, но уже в роли статистов.

Внутренне устройство домов было довольно простым. Лестница, три или четыре квартиры на этаже – пожалуй, и всё.

Сами квартиры отличались по размерам и планировке – скажем, в доме К-7 на одном этаже была одна однокомнатная квартира и две двухкомнатных. В некоторых домах встречались трёхкомнатные «апартаменты», а буквально в двух-трёх московских пятиэтажках были квартиры «половинного» размера. И так во всём – чем дальше, тем меньше. Маленькая прихожая, небольшие комнаты.

Зато во многих квартирах была поистине бесценная вещь, о которой мы почти забыли в наших комфортных современных квартирах – кладовка! Кладовка – это такое помещение размером приблизительно полтора на два метра, выгороженное между смежными комнатами и с отдельной дверью из прихожей. Окон в кладовке не было, поэтому она освещалась только электричеством. Кто-то устраивал в ней мастерскую, кто-то хранил домашние заготовки – компоты всякие, варенья, солёные огурцы, а кто-то просто скидывал в неё ненужные вещи. Но, согласитесь, невероятно удобная вещь эта кладовка! Вдобавок к ней устраивались ещё и антресоли – такие небольшие плоские шкафчики где-то под потолком, обычно их делали над коридором, ведущим на кухню, который после этого становился совсем низеньким.

Кухня – отдельный феномен пятиэтажек. Она нереально маленькая – в среднем от шести до семи метров, а бывало и меньше. Но сколько в неё помещалось! Холодильник, плита, стол, табуретки (стулья в такой кухне – непозволительная роскошь, слишком много места занимают). И хозяевам ещё должно какое-то место остаться.

Но сколько всего с ней было связано, с этой кухней. Какая же кухня без гостей? А где ещё, спрашивается, можно засидеться допоздна всё в той же маленькой пятиэтажечной квартире? В большой комнате наверняка кто-то спит, или телевизор там – бубнит что-то своё и мешает обсуждению мировых проблем. Маленькая комната – то ли есть, то ли нет, и тоже наверняка занята. Вот и остается кухня – «всемером ютимся на стуле» – это всё оттуда же. Разговоры обо всём на свете за чаем или чем покрепче, затягивавшиеся порой до утра. Глобальные проблемы, решавшиеся на этих кухнях пусть и в масштабе отдельно взятой компании. А сколько романтики там было, сколько переживаний? Вот и Виктор Цой тоже об этом:

 «Разреши мне проводить тебя домой,
Разреши мне посидеть с тобой на кухне,
Разреши мне посмотреть в твои глаза
Возьми меня с собой в этот рай»

Вот так вот, коротко и ясно: рай. А вы говорите – кухня.
Но, шутки шутками, а всё описанное выше – это не элементы какого-то спектакля, а реальная повседневная жизнь нескольких поколений, ставших обитателями «хрущёвок» в конце пятидесятых или в шестидесятые и продолжающих жить в них до сих пор. Именно так люди и жили на протяжении пятидесяти с лишним лет. Можно сказать, что пятиэтажка – это некий символ советской реальности последних десятилетий существования Союза. Конечно, всё сказанное выше не может относиться к одним только пятиэтажкам, но к ним оно относится, наверное, в наибольшей степени.

Обратимся к дню сегодняшнему. По разным оценкам, в Москве осталось снести порядка двух – трёх сотен панельных пятиэтажек. Ура, прогресс торжествует, остался последний рывок экскаваторов! Вроде – да, всё хорошо. А если призадуматься? Снесут последнюю пятиэтажку – никто не этого заметит, но наш город станет чуточку беднее.

Вот сейчас я напишу фразу, после которой кто-то особо умный наверняка покрутит пальцем у виска. Давайте сохраним какое-то количество пятиэтажек. Да-да, тех самых ненавистных, убогих, неудобных, холодных, и прочее, и прочее – полный список смотреть выше по тексту. Конечно, никто не призывает сохранять абсолютно все оставшиеся дома. Но квартал-другой и, желательно, разных серий – почему нет? Взгляд цепляется за слово «квартал» — может, хватит одного-двух домов? А вот нет!

Квартал – это некий цельный мир, там есть и дворы, и деревья выше домов, и та неповторимая, незаметно и навсегда уходящая городская среда, корнями вырастающая из незабываемого советского прошлого, когда небо было голубее, деревья выше, сосед дядя Коля в домашних портках и шлёпанцах ковырялся в машине рядом с подъездом, а баба Маня с третьего этажа развешивала бельё по кустам. И дело здесь не столько в домах – конечно, здесь будет сказано про архитектурное решение, строительный материал, габариты построек и прочие умные слова из текстов историко-культурных экспертиз, но все они вторичны по сравнению с тем маленьким миром, кусочком нашего города, нашего живого города, который мы пока имеем и, надеюсь, будем иметь и дальше.

А представьте себе одну-единственную пятиэтажку, случайно затесавшуюся среди многоэтажных новостроек. Без слёз не взглянешь. Тут, действительно, у неподготовленного человека рука сама потянется к экскаватору. Кто хочет увидеть эту картину своими глазами – добро пожаловать в бывшие пятиэтажечные районы, где идёт массовый снос и новое строительство. Поэтому квартал, и точка. Дальше отступать некуда. Если кому-то хочется более научного обоснования – напомню, что застройка этих районов шла поквартально, поэтому квартал – это некая элементарная и неделимая единица измерения пятиэтажечного пространства.

Конечно, жизнь меняется, современная действительность совсем не та, что была. Но давайте не будем лишать себя возможности зайти лет этак через двадцать, тридцать или пятьдесят в небольшой квартал хрущёвских пятиэтажек и представить себе, как жили наши родители и деды в далёком уже прошлом.

Хотим мы этого или нет, но пятиэтажки прочно заняли своё место в истории нашего города. Они были в Москве, они есть и сейчас, и останутся с нами навсегда как часть нашей с вами истории – истории Москвы и москвичей. И они точно так же имеют право на существование в ряду многочисленных и более, что ли, импозантных категорий историко-культурного наследия нашего города, находящихся под государственной охраной. Разве не так?

 Распечатать статью

Опубликовано 18 августа 2013 в 11:12. Рубрики: Адресная книга, Будни краеведения, Городская трибуна.
RSS лента комментариев к этой записи. Вы можете оставить комментарий, или трекбек с Вашего сайта.