Как бороться с женским алкоголизмом. В.И. Баженов и его родственники в короткой истории 1768–1770 годов


Этот небольшой текст связан с событиями, происшедшими в семье родственников московского зодчего, артиллерии капитана и архитектора Экс- педиции кремлёвского стро- ения, Василия Ивановича Баженова в период, когда он занимался проектированием Кремлёвского дворца. Конеч- но, это рассказ о курьезе. Было это где-то в период с 1768 по 1770 год. «Героиня» повество- вания – свояченница архи- тектора, жена его старшего брата Фёдора Ивановича Ба- женова, Татьяна Фёдоровна Баженова. Как известно, отец архитектора Иван Фёдорович Баженов в это время служил церковником (псаломщиком) в приделе святого Иоанна Предтечи Верхоспасского со- бора, расположенного в тре- тьем ярусе Теремного дворца в Кремле, построенного в 1635– 1636 годах. Раньше этот при- дел носил именование в честь святого Иоанна Белоградского, но был переименован в конця 43 ¦ 555 ̉ 2018 XVII столетия в честь святого Иоанна Предтечи – покрови- теля царя Иоанна Алексееви- ча, сына царя Алексея Михай- ловича и старшего брата царя Петра Алексеевича. Дворцо- вый Спасский собор по из- готовленной в результате его обновления в 1670–1680 годах позолоченной решетке, пере- гораживающей лестницу, ве- дущую к церкви, называли «Спас за Золотой решеткой».

Еще раньше Иван Фёдоров слу- жил в другой дворцовой церкви, расположенной во вто- ром ярусе Теремного дворца, посвященной Воскресению Словущему. Здесь настоятель- ствовал его тесть, священник Никита Афанасьев, а зять, взявший в замужество дочь Марфу, исполнял пономар- скую должность. О службе здесь старшего сына Фёдора Ивановича Баженова мы уз- наем в 1751 году, когда он чис- лился псаломщиком при той же дворцовой церкви «святого Иоанна Предтечи что вверху». В 1752 году он уже сочетал- ся браком с девицей Татья- ной, имя которой упомина- лось в исповедной ведомости церкви Дионисия Ареопагита на Никитской улице, в прихо- де которой находились дворы причтов дворцовых церквей, и в том числе двор псалом- щика Ивана Фёдорова с женой и с детьми. После 1752 года семья Фёдора Баженова переезжает из ро- дительского дома к новому служению при церкви Успе- ния Пресвятой Богородицы, что на Никольской улице и по Богоявленскому переулку – домовом храме при усадьбе Салтыковых. Усадьбой владел и содержал причт действи- тельный статский советник и президент Камер-коллегии М.М. Салтыков, после кон- чины которого в 1763 году церковь числилась домовым храмом его вдовы Екатери- ны Михайловны Салтыковой. Видимо в это время Фёдор Ба- женов уже был священником и по собственному желанию получил новое назначение полковым священником Чер- ниговского пехотного полка (Пехотный полк фон Шведе- на, 29 Черниговский пехотный полк с 1727 года).

Вместе с этим полком отец Фёдор в 1768 году отправился на Русско-турец- кую войну 1768–1774 годов, оставив жену на попечение своего отца псаломщика Ивана Фёдорова Баженова и родного брата «артиллерии капитана и архитектора Василия Ивано- ва сына Баженова». Жена его, Татьяна Фёдорова, как ее называют в документах, была больна недугом невоз- держанности в питии, более характерном всё же для муж- ской части российского ду- ховного сословия. По словам старшего Баженова Татьяна, «пожив у сына его архитекто- ра Баженова например месяца с два порядочно, стала чинить пьянство и от оного сына его архитектора из двора побег- ла и являлась в непотребных местах». В 1769 году во время Великого поста «по общему с реченым сыном своим ар- хитектором Баженовым со- вету» было принято решение удалить Татьяну Фёдорову из Москвы к родственникам – родной сестре ее мужа Фёдора Иванова Баженова Елизавете Ивановне, жене священни- ка церкви святой Троицы села Троицкое-Черемушки Дми- трия Михайлова. Но и здесь она прожила в трезвости лишь небольшое время и в мае ме- сяце 1769 года «тайно бежала» в город Серпухов, в котором располагались зимние квар- тиры Черниговского полка. Родственники долгое время не знали ничего о ее месте жи- тельстве и пропитании. Тогда Иван Фёдоров «по совету сво- его сына архитектора Баже- нова» поехал в город Серпу- хов на поиски своей невестки и с помощью «бывшего в оном городе того ж полку поручика Андрея Васильевича Ворони- на» отыскал «в худом платье» и отвез обратно к своей дочери в дом священника в село Тро- ицкое-Черемушки.

Однако че- рез месяц, приехавшая к отцу дочь Елизавета Иванова, со- общила, что Татьяна Фёдорова вновь убежала в Москву. Гла- ва семейства Иван Федорович предупредил своих городских родственников о пропаже не- вестки и просил, в случае ее прихода в их дома, задержать и передать ему. Та действи- тельно пришла к родному бра- ту свекра и дяди архитекто- ра священнику церкви Спаса Преображения в Спасском (Ка- мергерском) переулке рядом с домом лейб-гвардии капита- на князя Михаила Ивановича Долгорукова (отца известного писателя и мемуариста князя И.М. Долгорукова) Семёну Фё- доровичу Баженову. Последний ее задержал и передал Ивану Фёдоровичу, который «ту свою невестку, взявши в дом свой, чтоб она от такого худого со- стояния удержалась, доволь- но словесно увещевал». Чтобы предотвратить очередной по- бег, Иван Фёдорович 3 марта 1770 года, «взяв у показанного сына своего архитектора Ба- женова железную рогатку, на- дел ей на шею и запер вислым замком, а сам пошел к речено- му сыну своему архитектору Баженову для объявления, что он ее сноху сыскал».

Впрочем, такие суровые меры не смогли остановить не- утомимую жену полкового батюшки и она ухитрилась бежать из дома свекра с рога- тиной на шее и замком. Татья- ну Фёдорову полиция схватила в марте 1770 года в знамени- том московском питейном доме, «что под Пушкой», рас- положенном позади Лобно- го места на Красной площади. Еще с XVII столетия этот кабак считался самым разгульным московским питейным до- мом. Полицейским, видавшим многие картины кабацкой жизни, показалось «по сум- нительству, что у ней Фёдоро- вой надета на шее железная рогатка и заперта замком. Они взяли ее на Съезжий двор, не обращая внимания на ее заме- чания, что она вышла в город для приискания к тому замку ключа». Сам псаломщик Иван Фёдорович Баженов объяснял полицейским чинам, что его сын, полковой священник Фё- дор Иванов, своими письмами предупреждал, чтобы «в случае его жены от непорядков невоз- вращения, наказания цепным и скованием в железы». Каково было продолжение это- го дела, документы архива не открывают. Возможно, что многие персонажи этой исто- рии обрели кончину во время надвигающейся на Москву осе- нью 1771 году ужасной беды – эпидемии опустошительной чумы, – когда жизнь в Москве по свидетельству современни- ка более была похожа «на клад- бище, а не с живыми в городе».

С. Троицкое, под Москвой, 15 октября

Побежден быть не может народ, в самых бедствиях гордый своим именем, в самых горестных потерях не лишившийся добрых нравов, среди жесточайших оборотов судьбы хранящий твердо веру в законы праотцев! Москва была несколько дней во власти иноплеменных, Москва превращена в пепел, но дух свободы и любви к Отечеству не переставали никогда оживлять древнюю столицу России. Добродетели сии сопровождают ныне мирного гражданина в самое изгнание из мест родины и неразлучны с воином, кипящим отмстить за пепел родных жилищ и права свои. Сильны Бог и Царь русский; могучи мышцами и духом потомки славян -- и Россия побеждена быть не может! Каждый день слышу повествования о твердости жителей, необходимостью в Москве заключенных во время пребывания там французов. Спросите, кто были сии жители? Нищие, сирые, бедные вдовы, бесприютные и слабые старцы. Между деяниями сих героев злые слухи донесли до нас -- со всеми прибавлениями, обыкновенно наполняющими подобные рассказы о происшествиях, которых мы не были зрителями, -- преступления одного или двух человек, изменивших законам чести и Бога. Но вернейшие известия, на которых нам приятнее основываться, утверждают, что сии злодеи были не русские. Мы готовы даже верить, что они не принадлежали никакому народу. Кто не может быть верным сыном Отечества, не достоин называться согражданином грубых Каннибалов, он не имеет ничего священного на земле, нет для него ни имени, ни родства, ни связей -- целая вселенная его чуждается. Благословенная Богом Россия не знает подобных извергов: она сильна верными сынами. Картина Москвы, с одной стороны, наводненной толпами иноплеменных, дышащих грабежом и безначалием, с другой -- огражденной твердостью духа оставшейся в ней горсти жителей, представляет истории прекрасные черты, подражания достойные. Москва является в ней, как знаменитая древняя жена, сидящая на развалинах величественного храма и защищаемая верной небольшой семьей против многочисленной шайки грабителей. Жестоко обманула французов надежда обрести в русских грубых варваров, обвыкших подклонять выю под чуждое ярмо! Следующие подвиги служат тому свидетельством. Кровавое зарево пожаров обтекало древнюю столицу России; огромные палаты и бедные хижины превращались в развалины; храмы Божии предавались поруганию -- и толпы иноплеменных бродяг без сострадания, без чести и веры праздновали на пепелищах уничтожение всех добродетелей. Вдруг, среди торжественных восклицаний порока, среди вопля старцев, жен и детей, раздаются громкие, утешительные голоса. "Это голоса свободы!" -- говорят угнетенные и стекаются на зов ее. В Огородниках стоит храм, посвященный имени Св. Харитона. Туда собираются они, вооруженные булавами, ножами, серпами и вилами; находят с каждым днем новых товарищей несчастия; составляют между собой особенное общество; строят себе шалаши вокруг церкви и клянутся защищать ее от нападения безверных до последнего дыхания. Каждый день приходят они в церковь сию воссылать молитвы к престолу Бога об изгнании врага из Отечества, о ниспослании победы русским воинам, здравия и славы законному государю. Несколько раз покушаются неприятели уничтожить священнослужение и превратить храм Божий в конюшню; но при первом покушении их герои-нищие вооруженными сотнями стекаются вокруг церкви, ударяют в набат и заставляют самых мнимых победителей удивляться их мужеству и решительности. Некоторые из французских смельчаков пытаются с накрытой головой присутствовать при отправлении богослужения, но поднятые вверх вилы и грозные голоса свободы принуждают гордых пришлецов смириться перед законами слабых и нищих. Церковь, охраняемая столь мужественными защитниками, доныне уцелела и свидетельствует каждому, что верность царям, вере и коренным добродетелям есть твердейший оплот противу неравного могущества и бедствий, на землю посылаемых.
Священник Рождественского монастыря, известный примерной жизнью своей, не устрашился жестокостей иноплеменных. Верный своему государю и правилам совести, во всех молитвах своих возносил он к престолу Бога имя помазанника Его. Буонапарт, узнав о сем, послал к нему грозный приказ исключить сие имя из церковных молитв и впредь упоминать в них Наполеона, Императора Франции и прочих земель. "Я присягал одному царю русскому и не хочу знать никакого другого", -- с твердостию сказал пастырь посланным и продолжал с большим рвением молиться о здравии законного Государя. Ему угрожают виселицей на Рождественском бульваре. "Донесите Наполеону, -- отвечал он исполнителям приказов его, -- донесите ему, что под рукой палача буду еще молиться об Александре".
"Не страшна смерть тому, кто умирает за царя и веру". К чести доносителей должно сказать, что они нашли ответ сей геройским, достойным даже французского народа, изобразили его таковым предводителю своему и оставили неколебимого священника исполнять долг его до самого побега великих легионов из Москвы.
Рим славился одной Лукрецией, древняя столица русских может гордиться двумя. На берегу Москвы-реки в скромном жилище оставался один из служителей алтарей для попечения о приходской церкви и тайного надзирания за схороненным им церковным богатством. Сокровища, храму принадлежащие, умел он сберечь от хищнических взоров, но не укрылось от них сокровище, ему собственно принадлежащее и для него бесценнейшее всех богатств земных, -- две дочери, милые и прекрасные, как сама природа, как она, невинные. Под надзором умного, просвещенного и добродетельного отца взлелеянные, росли они для исполнения надежд его и украшения света -- вскоре готовились они усыпать цветами радости и любви жизненный путь двух юношей, избранных ими по воле сердца. В сии смутные времена забывали помышлять о собственном счастии, думали только об успокоении Отечества. Обрученные принуждены были разлучиться почти у подножия брачного алтаря, клятва вечного союза готова была вылететь из уст их, и уста выговорили ужасное "прости" навеки; место сулимых им любовию удовольствий заступила мрачная мысль о бедствиях общественных -- и мечты, недавно подносившие им брачные розы, казали уже им в будущности одни могильные холмы, бранными огнями и пожарами освещаемые. Разлука ужасная! Но ее требовал неумолимый рок -- и друзья, повинуясь ему, расстались с горестным предчувствием. Вскоре притекли в Москву орды разноплеменные. Простые солдаты, гордясь безначалием, повиновались одним желаниям своим; начальники вместо того, чтобы давать подчиненным пример воздержности и кротости, подражали им в своеволии. Скромное жилище священника не избегло их посещения, там увидели они прелестных сестер и по праву победы нарекли их заранее своими данницами. Чтобы уловить их скорее в свои сети, употребляли они сначала хитрость, ласкательства, обещания, любовь, клятвы и даже священное имя Бога, но, видя предложения свои отвергнутыми с презрением и твердостию, они прибегнули к силе. В скором времени (это было к вечеру) отсутствие отца послужило им к совершению злодейского их намерения. Целой разбойнической шайкой ворвались они в комнату, где находились обе сестры, и застали их молящимися перед распятием. Не уважая ни мольбы, ни слез их, смеясь изображению Божественного Страдальца на земле и Судии небесного, которое несчастные обнимали вместо защиты, злодеи связали им руки и повлекли их из дому. Приближаясь к Каменному мосту, сестры уговорились на чуждом похитителям языке вооружиться против них обманом и решиться для избежания вечного позора умереть добродетельными. Решились -- и слезы осушены, тихая покорность воле сильных показалась уже во взорах их, улыбка любви порхнула на помертвелых устах, и нежный, сладкий голос просил облегчить их узы. Какое жестокое сердце не тронулось бы этой просьбой, с которой, казалось, сливались обещания и надежды? Варвары, обманутые наружностью своих пленниц и притом уверенные в силе своей, исполнили их желание. Пустив за несколько шагов от них передовую стражу, сопровождая их в отдалении большой толпой с комическими песнями, они хотели доказать тем свое великодушие.
Но -- кто из них того ожидал? Обе сестры, приближаясь к середине Каменного моста, схватив друг дружку за руки, пустились бежать, перелезли одни перила, перекрестились, показали рукой на небо, влезли на другие перила и одна за другой бросились в реку! Все это совершилось в несколько мгновений. Французы от изумления и ужаса стояли неподвижны, не верили глазам своим и не знали, что начать. Хотели вытащить несчастных из воды, но, найдя их совершенно обезображенными сильным ударом о камни, во множестве разделяющие течение Москвы-реки, отдали их на произвол стремнины. В глубоком молчании, как приговоренные к смерти преступники, возвратились они домой. В сердце не смели они заглянуть: в нем гнездился уже грозный спутник, до престола Вечного Судии с ними неразлучный; не осмеливались они взирать и на небо: там начертана была будущая судьба их! Что сделалось с несчастным отцом? Он в объятиях веры старался искать утешения и, может быть, ныне нашел его. Что сделалось с злополучными женихами? Ничего не слыхал. Если бы я писал роман, а не истинное приключение, то сказал бы, что один из них путем смерти и славы соединился с любезной, другой же, заключив себя в монастырских стенах, остался телом жить на земле...
Сотни подобных происшествий ознаменовали сентябрь месяц 1812 года, французские бивуаки в Москве блистали многими подобными огнями. Безумные пришлецы узнали, каково незваным гостям гостить в русской столице и каким образом рабствуют на севере. Не одна тысяча их лежит в погребах, колодезях и под мельницами. Если бы собрать все черты мужества, твердости нравов и других добродетелей, исполнявших русских во время пребывания французов в Москве, то можно бы написать целые книги. Искусным перу, резцу и кисти предстоят труд и слава вывести из мрака неизвестности геройские дела соотечественников и представить их во всем блеске на сцену мира.

Храм Живоначальной Троицы в Старых Черемушках г. Москва — ...

001 002
В начало текста В конец текста
К строительству активно подключилась Управа Академического района под руководством Тома Ивановича Поподько. Был создан Попечительский совет по строительству храмового комплекса под председательством Тома Ивановича Поподько, в состав которого вошли настоятель храма священник Николай Карасев и Сергей Робертович Гильштейн. Усилиями Попечительского совета к делу строительства была подключена компания Сибургазстрой. Ее генеральный директор Игорь Яковлевич Голдовский выделил деньги на возведение часовни. Но достроена часовня была под руководством заместителя генерального директора Анатолия Константиновича Сергуладзе и 26 ноября 2002 г. освящена во имя Святаго Духа, викарием Святейшего Патриарха, епископом Дмитровским Александром.

Одновременно продолжалось строительство храма. Главными благотворителями выступили Генеральный директор страховой компании Югория Владимир Владимирович Волков и Алексей Геннадиевич Кузнецов.

Со стороны Попечительского совета активную поддержку оказывала строительная компания СУ-155 во главе с Валерием Англичаниновым и Александром Мещеряковым.

При поиске архивных материалов, необходимых для восстановления истории и архитектуры храма, были обнаружены любопытные документы, рассказывающие о далеком прошлом той части Москвы, которая ныне носит имя Академического района.

Село Черемошье образовалось в начале ХVII в. на месте под названием «пустошь Черемошна», расположенном по обе стороны Чермошского оврага на территории Московского уезда, Чермнева стану «в порожних землях».

Сохранилась запись о том, что «в 7138 (1629) г. сентября 30 дня били челом великому Государю в Поместном приказе Афонасий Прончищев и дьяк Венедикт Махов о продаже им в вотчину пустоши Черемошье. Тогда же, когда из поместного приказа эта пустошь, а в ней пашни середней земли 130 четвертей в поле, а в дву потому ж, продано в вотчину пополам Прончищеву и Махову, и выдана им купчая.

Махов на принадлежащей ему половине пустоши поселил крестьян и пустошь стала называться Черемха» (в другом месте Черемошки) , в которой потом была выстроена церковь в честь Знамения Пресвятой Богородицы. А другая половина той же пустоши оставалась ненаселенной до 1732 г., пока Александр Тимофеевич Ржевский на принадлежащей ему половине пустоши Черемошь постановил для себя двор и построил каменную церковь во имя Святой Троицы, отчего пустошь и получила название по церкви – село Троицкое, Черемошье тож.

Сохранилось в архиве и упоминание о том, что «Высочайшим указом, данным в 11 день минувшего января на имя капитула Российских Императорских и Царских орденов, всемилостево сопричислены за 50-летнюю усердную и безпорочную службу в священном сане Московского уезда, села Троицкого – Черомошки священник Иоанн Архангельский».

По историческим материалам выявлено, что церковь Знамения Пресвятой Богородицы в усадьбе Черемушки-Знаменское, построенная в 1747 г., была домовой и не имела причта. С 1785 г. она была приписана к церкви Живоначальной Троицы в селе Черемушки-Троицкое. Служение в ней осуществлялось священником и причтом этого храма, за что помещик отдавал в аренду приходской церкви 12 десятин пахотной земли.

Церковь Живоначальной Троицы в селе Троицкое-Черемушки была приходской. В 1732 г. ее причт состоял из священника, дьячка, пономаря и просвирни. Храм построен в 1732 г., затем он был разобран и отстроен заново в 1897-1898 гг., разрушен в 1960-х гг. Церковь владела землей, количество которой по-разному указывается в ведомостях различных годов. В 1850 г. указывается, что храм владеет 33 десятинами 1558 квадратными саженями «пахотной и сенокосной земли», часть которой сдавалась в аренду. В 1868 г. – в качестве церковного владения обозначено «пахотной земли» – 31 десятина 1354 кв. саженей, «сенного покоса» – 1 десятина 1225 кв. сажен, «неудобной» – 1074 кв. саженей, «под усадьбой причетников» – 305 сажен; под церковью и кладбищем 1180 кв. сажен; «под домом, садам и двором священника и садами причтенников» – 1054 кв. сажен; под «дорогою внутри усадьбы» – 105 кв. саженей. Значительная часть земли сдавалась в аренду.

В 1895-1896 гг. по поводу количества земли во владении церкви велось судебное разбирательство, в ходе которого на основании анализа Клировых ведомостей и Межевой книги, было определенно, что храм законно владеет 1850 кв. саженями, и 2170 кв. саженями (непосредственно церковь и прилегающая к ней территория) , расположенными по обе стороны от дороги, ведущей из усадьбы к шоссе.

Остальные земли считались незаконно застроенными. Кроме того, церкви принадлежало 31 десятина 1569 кв. саженей пахотной и усадебной земли.

План с подробным обозначением церковных земель, указанный в документе, в деле отсутствует. Единственным графическим материалом в нем является схема с указанием участков земли, где размещались храм, кладбище и дворы причта, пахотные земли на ней не обозначены. На основании этой схемы выполнена реконструкция границ церковного владения в селе Черемушки-Троицком. Границы нанесены на геоподоснову в 1963 г., где обозначены новые здания, предполагаемые к постройке в связи с намеченной реконструкцией микрорайона Черемушки. Также показаны постройки, располагавшиеся на церковной земле.

Якунчиков Николай Васильевич - ктитор, церк. Троицы Живоначальной с. Троицкое-Черемушки Московского у., [1873-1931], Моск. ун-т, камер-юнкер, торг. лесом, кирпичем и торфом // ЦИАМ, ф. 1371, д. 31, 1916 г., послужной список, лл. 216об.-217
Источник: Волобуева Т. И., Кузнецова О. П., Романова С. Н., Савостьянова Н. Ю., Столярова З. Н. Священно-церковнослужители и ктиторы Московской епархии первой трети ХХ столетия. Тверь, 2013, с. 376