Усадьба Узкое

[Mik]

Хе, на него похожи все Трубецкие! Фамильное сходство!

[О.Йе!]

весьма похож)

[Яга]

Гхм... простите, а "Круг" - это кто?..

[Яга]

Маш, увидела уже твою новую тему про него

Я написал эту песню

Он чего поёт? Блатняк, судя по интервью?

[О.Йе!]

ээээээ, я в шоке, если честно)))

[Яга]

Ну, хорошо, хорошо, пойду наберу в Яндексе - и посмотрю))

[Яга]

Послушала начало песен "электричка" и "Владимирский централ"...
Я промолчу, ладно, потому как не знаю, вдруг кому нравится...

[О.Йе!]

послушай что-нить повеселее, например пусти меня ты мама, девочка-пай или ярославль. есть и совсем неблатные, лирические песни. в основном в дуэте с Ириной Круг.

[Яга]

Маш, спасибо, я уж Зидану про это отписала))

А если там ещё и какая-то Ирина Круг!!!
Я уж лучше по старому : из семейных мне ближе Клара и Роберт Шуман)
А лучше " друг их" - Брамс)))

Ну простите, меня, старушку!

[Добряк]

Да, сходство есть, особенно в части губ, усов и носа.

111 копия.jpg (6.27 КБ) 8570 просмотров

[NIG]

АРХИТЕКТОР В.С.СИРОТКИН
Это практически наш местный архитектор, родившийся в усадьбе Узкое. Фигура почти неизвестная и малоизученная.

Сироткин Владимир Николаевич родился 5 декабря 1874 г. Из мещан, т.е. его родители были служащими в Узком. Крещен в Казанской церкви Узкого. Восприемники: владелец усадьбы граф В.П.Толстой и его воспитаница (племянница жены С.В.Толстой) княжна М,Н.Трубецкая (впоследствии, замужем за Г.И.Кристи). Окончил ясеневское земское училище. С 1891 г. в Московском училище живописи ваяния и зодчества. В 1896 г. окончил курс наук, в 1899 г. удостоен малой, в 1900 г. большой серебряной медали. В 1898-1899 гг. в летние сезоны работал помощником городских архитекторов для наблюдени за ремонтом зданий. В 1905-1908 гг. просился на должность участкового архитектора, но принят не был, т.е. карьера не задалась! Дальнейшая судьба и дата смерти неизвестны.

Литература о нем:
Московские зодчие второй половины XIX - начала ХХ века. М., 1997. С. 91-92


СИРОТКИН Владимир Николаевич (7.12.1875, с. Усково Московского уезда), архитектор, художник. Окончил Училище живописи, ваяния и зодчества Московского художественного общества. Будучи на должности городского архитектора г. Тулы, В.Н. Сироткин по поручению городской думы разработал проект комплекса Ваныкинской больницы (1908), проект здания Дома культурно-просветительных учреждений (ныне Музей самоваров, построен в 1910—1912). По проектам Сироткина в 1914 г. возведена Ольгинская женская гимназия (ныне школа № 6) и единый диспансер № 1 (ныне городская больница № 4, г. Тула, ул. Марата, 39), открытый 7 ноября 1927 г. Здания, построенные по проектам Сироткина В.Н., внесены в списки объектов культурного наследия.


Краткая биография напечатана в:
Тульский биографический словарь (В 2-х т.). Т. 2. М—Я/ Редкол.: А. Д. Афанасова, В. И. Боть и др.; Под ред. В. И. Крутикова; Сост. С. Д. Ошевского.— Тула: изд-во «Пересвет», 1996.— 351 с.

--------------------
http://community.livejournal.com/msk_ts/71479.html
------------------------------------------------------------

[Mik]

Интересная информация, т.е. он просто уехал из Москвы и соответственно не значится в московских справочниках! Оказалось, что это достаточно крупная фигура! Если он был городским архитектором Тулы столько лет, наверняка есть и другие его постройки!

[Mik]

За столом в Узком. 1890 г. Редкий, непубликовавшийся снимок. Спасибо М.А.Трубецкому, правнуку С.Н.Трубецкого за предоставленную фотографию для нашего форума!

За столом Трубецкие. Слева Г.Н.Трубецкой, впоследствии посланник в Сербии.

[Mik]

Сабанеев Л. В САНАТОРИИ «УЗКОЕ»

Это происходило в 1922 году. Незадолго до этого советская власть, обеспокоенная фантастическим повышением смертности среди ученых, которые начали мереть с голоду, как кролики, в частности смертью от истощения знаменитого ученого Николая Егоровича Жуковского, создателя русской авиации, приняла ряд мер,. чтобы предотвратить и пресечь эту эпидемию. Были организованы т. н. академические пайки, сравнительно обильные, был основан ЦЕКУБУ — Центральный комитет по улучшению быта ученых и при этом ЦЕКУБУ — Дом ученых. Дом ученых поместился на Пречистенке, переименованной в улицу Кропоткина, в бывшем особняке Коншиной, старом добротном доме екатерининских времен.[131] Старуха Коншина там жила одна, отгороженная от мира тройными(!) рамами в окнах. Там поместилась и канцелярия ЦЕКУБУ. Санатория же поместилась в реквизированном имении бывшего предводителя дворянства, князя П. Н. Трубецкого, сводного брата (от разных матерей) знаменитого философа и общественного деятеля, проф. Сергея Николаевича Трубецкого. Имение называлось «Узкое», и к нему, как помню, надо было ездить через Калужскую заставу — железной дороги не было...

К голодающим и вымирающим ученым присоединены были и художники, артисты и музыканты, которые и голодали и вымирали в несравненно меньшей пропорции. Все были поделены на «категории»: в высшую, пятую, попали «лица с мировым именем». Среди них числились Собинов, Шаляпин — хотя они вовсе не голодали, а из ученых физик Лазарев, Отто Юльевич Шмидт, академик Ферсман и другие.

Наши композиторы тоже были распределены: в пятую категорию попал Глазунов, я же должен был удовольствоваться четвертой. И действительно, «мирового имени» у меня не было. К тому же было и неловко: я был членом комиссии, распределявшей ученых по категориям в области «художественной», председателем же музыкальной комиссии был наш музыкальный министр Борис Красин — брат наркома, очень милый и обязательный человек, вовсе не коммунист и человек не очень далекий.



Вот в качестве художественного деятеля «четвертой категории» я и попал на отдых в «Узкое». Это было для меня чрезвычайно кстати, потому что я в ту эпоху был совершенно изнурен работой и разыскиванием в новых условиях средств для существования.

«Узкое» встретило нас чрезвычайно приветливо. Надо заметить, что вообще эти учреждения ЦЕКУБУ были каким-то оазисом старого мира или, по крайней мере, напоминанием о старом мире. Даже возглавлявший ЦЕКУБУ коммунист Халатов (по социальному положению — неокончивший студент) был чрезвычайно симпатичным существом, мягким и деликатным. Что касается до самого «Узкого», то это был настоящий «кусок старого мира».

Старое типично дворянское имение, большой просторный, но нисколько не шикарный дом, огромный тенистый парк при нем. 'В доме все было свежо воспоминаниями о скончавшемся в нем Владимире Соловьеве, который был другом семьи Трубецких. Мне даже показывали в большой длинной зале диван, на котором он умер. Но потом я получил сведения (от одного из семьи Трубецких), что это не тот диван, а только копия с него.

Встретившие нашу группу отдыхавших заведующие домом — чета Константинович — уже совсем перенесли нас в прошлую Россию: он — бывший губернатор, она — внучка Пушкина. Стало совсем уютно.

За большим табльдотом началось взаимное ознакомление вновь прибывших. В нашей группе был между прочим знаменитый математик Лузин, когда-то мой коллега по университету, а теперь ученый пятой категории — что-то вроде тайного советника от науки. Были два его ученика — молодые ученые-математики, профессор — ботаник Крашенинников и была, наконец. Вера Николаевна Фигнер — реликвия русской революции.



Она и держала себя как настоящая реликвия и как «историческое лицо»; «гранд дам де ля Революсион» — как ее называли. В этой ее позиции, как это ни странно, было что-то общее со стилем «особы царствующего дома». Впрочем, надо ей отдать справедливость — она была со всеми проста и ласкова. Тем не менее впечатление «великой княгини от революции» не рассеивалось.

В длинные зимние вечера нашего отдыха в «Узком» она нам читала свои записки за время своего более чем двадцатилетнего заточения. На меня эти чтения (она очень хорошо читала) производили тяжелое впечатление, да и не на меня одного. В разговорах она была очень свободна и смела: отпускала много яду по адресу «управителей государства» и, видимо, знала, что ей все простится — за нее стоял Ленин, тогда еще живой, — но было ясно, что ленинская революция ей не по душе.

Вообще атмосфера в «Узком» была как-то легче, нежели вне его, как-то свободнее высказывались мнения, не чувствовалось боязни, хотя формально никакой разницы между пребыванием в стенах «Узкого» и вне их, казалось бы, не было. Среди нас был еще другой «шлиссельбуржец», коллега Фигнер — Морозов. Ему было под восемьдесят, если не больше, но он был чрезвычайно бодр и, видимо, в полном обладании духовными способностями. Он тоже читал нам по вечерам... свои «химические» стихотворения — довольно странный вид поэзии, посвященной чисто научным вопросам. Он был пожалован советским правительством в «краспомы», что означало «красный помещик». Ему не то вернули его имение, не то дали какое-то другое, но он мог жить у себя в деревне, наслаждаясь былыми прелестями помещичьей жизни, конечно с поправкой на современность.

На совершенно особом положении гостила в «Узком» сестра знаменитого Свердлова — Авербах. Она жила в особых покоях наверху и не сходила вниз к табльдоту. Держалась она особняком, как настоящая кремлевская дама, часто уезжала в Москву, за ней присылали большой «мерседес». Среди нашей «нижней» публики ее прозвали «Свердлейшая». Когда «Свердлейшая» нисходила вниз, в залу, к художественно-ученому пролетариату, то атмосфера натягивалась и все молчали или говорили трафаретные любезности. Обычно с ней разговаривали только Константиновичи, как официальные лица, и представители ЦЕКУБУ — Халатов и Шухгальтер. Впрочем, она была всегда очень любезна и нередко подвозила на своем «мерседесе» тех, кто хотел съездить в Москву. Мне объясняли потом, что ее пребывание в санатории было своего рода «взяткой» — любезностью, имеющей целью запастись симпатиями власть имущих на предмет получения средств для санатории и вообще на ЦЕКУБУ, которое все время должно было бороться за свое существование. В Кремле была значительная партия противников «подкармливания ученых», в которых видели противников режима и во всяком случае скрытых контрреволюционеров. В этом, надо признаться, была доля истины. Показательно, например, то, что в группе, пребывавшей в санатории в мое время и состоявшей из тридцати человек, был только один коммунист.

Эта санатория просуществовала до моего отъезда из России. Не знаю, существует ли она теперь [132]. Теперь, видимо, о подкармливании ученых уже нет и речи, но санатории для них, наверное, существуют. Тогда же это был вопрос существования для очень многих.



ПРИМЕЧАНИЯ



Печатается по тексту газетной публикации: «Новое русское слово», 1956, 3 июня. В оригинале обозначение рубрики: «Мои встречи».



[131] Дом ученых поныне располагается в том же здании на ул. Пречистенка, 16.

[132] Санаторий «Узкое» сохранился по сей день. Теперь он оказался на территории Москвы (ул. Профсоюзная, 123а).

Сабанеев Л. В САНАТОРИИ «УЗКОЕ» // ВОСПОМИНАНИЯ О РОССИИ. МОСКВА 2005.
Составление, предисловие Т. Ю. Масловская
http://belolibrary.imwerden.de/books/me ... rossii.htm

[Mik]

Левее входа в церковь частично уцелело кладбище, на котором испокон веков хоронили жителей Узкого и деревни Нижние Теплые Станы. Узковское кладбище (будем называть его так по аналогии с названиями кладбищ в других населенных пунктах, включенных в городскую черту) небольшое и потому малоизвестное. Ни в каких справочниках и путеводителях по Москве оно не значится, но в списках памятников археологии Москвы отмечены «Селище и грунтовый могильник (?) у церкви… в Узком» . Археологически они не исследовались, именно поэтому после слова могильник стоит вопросительный знак.

Кладбище существует с середины XVII в., т.е. примерно со времени постройки первой церкви в Узком. Конфигурация кладбища неоднократно менялась. В том числе и в связи с сооружением ныне существующего каменного храма, сооруженного не на том участке, где предыдущие.
Могил «владельческого характера» на кладбище в Узком было немного и появились они только на рубеже XIX-XX вв. при князьях Трубецких. В 1892 г. за алтарем придела Иоанна Предтечи была похоронена восьмимесячная Елизавета Петровна Трубецкая - дочь владельца Узкого Петра Николаевича Трубецкого и его жены Александры Владимировны, урожденной Оболенской. В 1908 г. рядом была похоронена их внучка Анна Владимировна Трубецкая, не прожившая и месяца . Некрополь Трубецких стал свидетельством того, что этот род в обозримом будущем не собирался расставаться с Узким. По свидетельству Екатерины Александровны Петровой, дочери Александра Михайловича Никольского, бывшего настоятелем церкви в Узком в 1903-1915 гг., на могилах, обсаженных туями, находились мраморные надгробия , которые в 1930-х гг. были уничтожены.
Видимо, по соседству, за алтарями церкви находились могилы ее настоятелей. Документально известно, что там были погребены: Иоанн Яковлевич Соколов, бывший настоятелем в Узком в 1800-1831 гг., и сменивший его сына на этом посту Лев Матвеевич Антушев. Он служил в Узком в 1831-1863 гг. И.Я.Соколов был представителем целой династии священников, служивших в Узком с первых десятилетий XVII в. со времен Тихона Стрешнева. Можно предположить, что все они также были погребены на этом кладбище. Могилы настоятелей также не сохранились, как и сведения об их точном местонахождении. Традиционно священников хоронили за алтарями храма и, скорее всего, их могилы находились недалеко от могил Трубецких.

Еще одна примечательная могила на кладбище в Узком относится уже к 1920-м гг. Тогда здесь был похоронен один из первых руководителей санатория «Узкое» Константин Александрович Константинович , являвшийся двоюродным братом академика В.И.Вернадского. Сам В.И.Вернадский, ежегодно отдыхавший в Узком с 1934 г. (за исключением эвакуации во время войны) в своем дневнике рассказал о К.А.Константиновиче и разорении его могилы: «Баловень семьи Константин Александрович Константинович, к которому — студенту-юристу - я (в то время) тоже студент, или молодой приват-доцент, относился с осторожностью (белоподкладочник), встречал в доме матери - кончил курс, стал помещиком (на башкирских землях), оказался первым директором и инициатором Узкого (где и умер) и оставил после себя самые лучшие воспоминания. Могила его в 1935 г[оду], когда мы были в Узком, еще была. В 1937 г. плита была выброшена. В этом году (1940) я убеждал директора Петра Макар[овича] Кара-Мурзу ее поставить на место. Обещал» . До 1930-х гг. кладбище было значительно больше и подходило к церкви со стороны алтаря. Тем не менее, памятник на место поставлен не был, иначе В.И.Вернадский отметил бы это событие в дневнике. В следующем году началась война, а в 1945 г. скончался сам В.И.Вернадский. После него никто не предпринимал попыток отметить место могилы К.А.Константиновича, поэтому она затерялась. Есть основания полагать, что одновременно с надгробием на могиле К.А.Константиновича были ликвидированы и памятники на могилах Трубецких и священников.

В 1970-1980-х гг. сохранялись поставленные ранее над могилами деревянные кресты, без надписей. Сейчас все они заменены, в основном на металлические. Само кладбище разбито на пронумерованные участки. Однако, надписей на памятниках, рассказывающих кто здесь погребен, немного.

Большинство сельских кладбищ в черте Москвы было уничтожено в конце 1970-х гг. к московской Олимпиаде 1980 г., однако кладбище в Узком было сохранено, поскольку этот населенный пункт еще не был упразднен. Кроме того, на кладбище сохранилось два захоронения, связанные с событиями Великой Отечественной войны. Это могилы командира роты 693-го отдельного саперного батальона лейтенанта Д.Я.Черныха, умершего от ран в Узком 26 апреля 1942 г., и саперов И.Я.Тимохина и С.Д.Катунина, подорвавшихся при разминировании территории Узкого. На их небольшом гранитном памятнике, поставленном в 1945 г., надпись: «Бойцам трудового фронта».

Текст из книги: Коробко М.Ю. Усадьба Узкое и Владимир Соловьев. М., 2011 (в печати). Выкладывал его здесь:

Полностью здесь: http://community.livejournal.com/msk_ts/10317.html