Воспоминания о ЮЗАО

Тех, кто жил, любил, помнил и помнит, проезжал, гостил и пр. на современной территории ЮЗАО! Желающие могут делиться собственными воспоминаниями! Велком!

Дмитрий Симуков

Опыт критического анализа

Пролог. "Две большие разницы"

Начало. Путь на Пахру

Не помню точно, как я узнал, что у нас будет своя дача. Все мое знакомство с подмосковным летним отдыхом ограничивалось Кучиным, Удельной, Мичуринцем (это рядом с Переделкино), Икшей –– и все. Пахра возникла как-то неожиданно для меня в 1953 году, и сразу же стала синонимом земли неизведанной, манящей и таинственной, которую мне предстояло осваивать.

Добирались до дачи мы на нашей машине через всю Москву, далее по Большой Калужской улице (потом она стала началом Ленинского проспекта), увенчанной в конце двумя массивными домами в виде двух полукружий, которые были описаны в романе А.И.Солженицина "В круге первом". Тут городской пейзаж заканчивался, и, где-то через километр, справа возникал приземистый зеленый купол НИИ химической физики, а в глубине за деревьями пряталось здание ВЦСПС. Дальше шли деревеньки-развалюхи, или, как говаривал один наш знакомый, –– "сплошное естествознание".

Мы были свидетелями возникновения Ленинского проспекта с его новыми домами из светлого кирпича. Уже в конце 50-х годов главным ориентиром для москвичей стал там магазин "Изотопы" на пересечении Ленинского и Ломоносовского проспектов. Мы все удивлялись, –– кто эти изотопы покупает?

На этом перекрестке, взяв чуть левее, мы сворачивали на узенькое, в две полосы, весьма невзрачного вида Калужское шоссе, напоминавшее, скорее, деревенскую улицу. Собственно, таковой оно и было, проходя в этом месте через село Семеновское. Мама рассказывала, что в самом начале 20-х годов ее класс из Замоскворечья водили сюда на экскурсию, чтобы школьники познакомились с типичной "деревенской жизнью".

Далее мы проезжали мимо старинного Воронцовского парка, находившегося справа по ходу движения машины. Название "Воронцово" эта местность в шести верстах от Калужской заставы получила в XIV веке, когда здесь обосновался боярин Федор Воронец. С начала XVIII века имение переходит к семейству Репниных. Именно тогда в основном сложился облик усадьбы.

До сих пор храню в душе восторг от вида парадного въезда в усадьбу с круглыми бело-красными башенками по бокам, увенчанными белокаменными ажурными ротондами, и примыкающими к ним одноэтажными кордегардиями (как тогда назывались караульни). Считается, что они построены самим Василием Баженовым.

Кстати, вот любопытный исторический факт: здесь, на территории Воронцовского парка в 1812 году под руководством механика Франца Леппиха начали сооружать воздушный шар, с которого собирались бомбардировать войска Наполеона, но работы не закончили –– уж больно быстро наступали французы, которые эту усадьбу и спалили. Кстати, именно сюда, в Воронцово, накануне Бородинского сражения направлялся у Л.Н.Толстого Пьер Безухов в "Войне и мире", –– чтобы присутствовать на пробном запуске шара.

В последнее время Воронцовский парк буквально расцвел: реконструирована усадьба, расчищены знаменитые каскадные пруды, разбиты цветники, воссоздан "китайский сад". Ныне парк занимает достойное место на карте Москвы наряду с усадьбами Царицыно и Кусково.

Далее слева по ходу машины располагался подмосковный санаторий Академии наук "Узкое", и уж потом шли подмосковные сельца и деревеньки Коньково, Теплый Стан, совхоз "Коммунарка", Воскресенское, Сосенки, Десна и, наконец, наш "36-й километр".

***

Село Коньково известно тем, что в XII здесь было поселение вятичей, а с XVII –– усадьба одного из сподвижников Петра I Г.Головина. Слева, если ехать из Москвы, внимание привлекал старинный, выше двух метров высоты, обелиск из некогда белого камня. Он походил на увеличенный верстовой столб екатерининских времен. Меня всегда поражало изящество этого обелиска, его логически завершенные линии. Конечно, белый камень в нем только угадывался: годы сделали свое, и обелиск покрылся желтоватым лишайником, но все равно оставался главной достопримечательность этого сельца.

Молва, в которой, как всегда, найдется место и факту и вымыслу, приписывала этому обелиску следующую историю.

Как известно, по Старокалужской дороге отступал Наполеон со своими войсками после бесславного похода на Москву. И именно в этом сельце под ним пала любимая лошадь, в память которой по приказу императора и был воздвигнут обелиск. Да и название "Коньково" вроде бы тут к месту…

Но мой папа, обладавший врожденным талантом историка-исследователя, решил легенду "алгеброй проверить". И в нашей семейной библиотеке в одном из старых альбомов, посвященных истории Подмосковья, нашел изображение обелиска в Конькове. Оказалось, что это село в 1776 году выкупила в государственную казну Екатерина II и собиралась тут построить загородный дворец. В память об этом и был поставлен обелиск.

Жаль, что подобного благодеяния не дождались несчастные крестьяне сел Беляево, Теплого стана, да почти и всех остальных сел и деревень по Калужскому шоссе, принадлежавших Салтычихе –– жестокой помещице Дарье Салтыковой.

Однажды ее крепостные, не выдержав пыток и смертоубийств со стороны своей хозяйки, написали челобитную государыне Екатерине II. Только что взошедшая на престол императрица, проявив монаршую заботу о подданных, повелела предать суду "мучительницу и душегубицу", –– так было сказано в обвинительном заключении. Смертная казнь Салтычихе заменили на заточение в "подземельной камере" Ивановского монастыря.

Мне рассказывали, что "коньковская стела" по-прежнему стоит на своем месте, затерявшись в глубине жилого массива в стороне от станции метро "Коньково".

На окраине села Теплый стан мы всегда всматривались в березовую рощу: ходили слухи, что в конце 50-х именно на этом месте будет устроена Всемирная выставка, и что досюда будет дотянута ветка метро. Тогда это казалось фантастикой –– метро посреди леса. Фантастикой оказалась идея с выставкой, а станция метро "Теплый стан" –– вот она!

Когда мы подъезжали к совхозу "Коммунарка", меня всегда раздирало любопытство: а куда ведет эта уходившая вправо от шоссе в глубину леса неприметная, вымощенная булыжником дорога? Да еще там висит знак "кирпич", запрещающий проезд? Какая тайна за ним скрывается? Судя по траве, которой зарос булыжник, дорогой уже давным-давно не пользовались.

А влево от шоссе здесь отходила асфальтированная дорога, которая вела в совхоз "Коммунарка". Было известно, что там выращивались овощи для кремлевских "власть предержащих". И только в годы горбачевской перестройки мы дозировано стали узнавать новые, леденящие душу факты о преступлениях Сталина против своего народа. Оказывается, в "Коммунарке" в начале 30-х годов находилась дача наркома внутренних дел Генриха Ягоды, а после его ареста территория использовалась НКВД в качестве расстрельного полигона, где нашли свой конец жертвы сталинского режима. В массовых захоронениях этой "зоны смерти" покоятся останки почти 14 тысяч безвинно погибших моих соотечественников. Здесь, в частности, были расстреляны председатель Совета народных комиссаров СССР А.И.Рыков, его заместитель Я.Э.Рудзутак, автор Конституции СССР 1936 года и главный редактор "Известий" Н.И.Бухарин, писатели Артем Веселый и Борис Пильняк, муж Марины Цветаевой Сергей Эфрон.

Я был как-то с приятелем в "Коммунарке". Мы подъехали к этому месту со стороны озера, берег которого порос высоким темным лесом. Именно там… Так, может, и таинственный поворот в лес с "кирпичом" –– из тех же времен всеобщего ужаса?

Пожалуй, единственной достопримечательностью следующего села Сосенки была его протяженность –– целых две автобусных остановки, да здание полуразрушенной церкви красного кирпича, без купола. Вероятно, когда-то оно использовалось местной администрацией для каких-то хозяйственных нужд (обычно, в таких строениях хранили овощи). Позже зияющая прореха от бывшего купола была стыдливо заделана неким подобием крыши в виде огромного железного бака, и здесь был оборудован завод безалкогольных напитков. После реставрации в начале 90-х годов храму возвращен его первоначальный вид, и там идут службы.

Не доезжая деревни Десны, влево отходила узенькая асфальтовая дорога, скрывавшаяся в густом лесу, с привычным запрещающим проезд знаком "кирпич". Это был въезд в дачный поселок Совмина РСФСР "Архангельское" (не путать с одноименным и более известным подмосковным имением Юсуповых). Именно из этого советского Архангельского утром 19 августа 1991 года , узнав о путче ГКЧПистов , рванулся в Москву президент РСФСР Борис Николаевич Ельцин, чтобы возглавить сопротивление путчистам, которое, как известно, завершилось победой демократических сил. А я, чуть раньше Ельцина, еще до вползания танков в Москву, в восемь часов утра ехал все по тому же Калужскому шоссе на работу, абсолютно ни о чем не ведая. Но, оказывается, именно в эти самые минуты заваривалась такая историческая каша, до окончательной готовности которой еще жить и жить … и нашим детям тоже.

Деревня Десна, разделенная надвое одноименной речушкой, тоже длиннющая, как и Сосенки: автобусные остановки тут –– "Десна первая", "Десна вторая", "Десна третья". Для нас же важным был небольшой хозяйственный магазинчик, где можно было купить топор, косу, лопату –– эти незамысловатые орудия труда всех дачников той поры.

Гораздо позже, в 90-е годы мои друзья открыли еще одну местную достопримечательность. Чтобы избежать "пробок" на нашем Калужском шоссе, особенно по утрам, они начали "перескакивать" на Киевское шоссе по дороге, берущей начало в Десне. Эта дорога, петляя не хуже крымских и то возносясь на пригорки, то проваливаясь в уютные маленькие долины, давала ощутимую экономию времени. И вот когда мы проезжали почти полпути по направлению к Киевскому шоссе, по левую сторону дороги из-за деревьев проступала вдруг массивная кирпичная ограда, за которой возвышались вековые дубы и липы. Далее, за парадными воротами с двумя толстыми круглыми въездными башнями и чуть в глубине виднелось потрясающей красоты здание –– настоящий загородный "барский" дом. Это Валуево, усадьба известного библиофила и археолога А.И.Мусина-Пушкина, –– чудом сохранившийся до наших времен памятник архитектуры XVIII века со старинным парком. Весь комплекс прекрасно отреставрирован, и там теперь размещается, похоже, какой-то дом отдыха.

И вот, наконец, на 36-м километре справа по ходу машины возникает небольшой военный городок. Здесь пока еще нет густой лесозащитной полосы — только чахлые елочки по обе стороны шоссе, верхушки которых по весне безжалостно срезают, чтобы росли вширь. Главный ориентир этого места — высокая кирпичная водонапорная башня с огромным баком наверху, хорошо видная с шоссе, да ряды двухэтажных домов из такого же красного кирпича. В просторечье это место называлось "военным городком". Название остановки "36-й километр" служило, вероятно, для маскировки этого объекта от вездесущих иностранных шпионов. Позже деревня Ватутинки, расположенная километром дальше, вберет и этот городок в свои административные границы, и все станет называться поселком Ватутинки.

В городке — мечта неприхотливого дачника: булочная, продуктовый и промтоварный магазины, аптечный киоск. Правда, до этих благ цивилизации от наших дач нужно идти около трех километров, если нет машины (а у нас ее скоро не стало), но когда ты молод, скор на своем велосипеде, а позже и мотороллере (теперь его называют скутером), разве это проблема?

Меня всегда удивляло, почему в наших Ватутинках встречается так много моряков в черных бушлатах, ведь во всей округе для них не найти приличного водного пространства. Не на лодочках же им плавать по нашей речушке Десне? А потом выяснилось, что именно в Ватутинках расположен Центр радио и спутниковой связи Главного разведывательного управления Генштаба. Здесь принималась, в том числе и по спутниковым каналам связи, информация от ряда комплексов стратегической электронной разведки, находящихся как на территории России так и за рубежом . Поэтому присутствие людей в флотской форме было вполне объяснимым: разведка, как известно, рядится в любые одежды.

В городке есть школа, но уже из серого кирпича. –– "Если мы будем тут жить и зимой, ты будешь ходить в эту школу", — сказала мама. Перспектива топать каждый день почти шесть километров до школы и обратно меня не вдохновила, и зимой я продолжал учиться в Москве.

Я с родителями обследовал и близлежащие окрестности. До бетонной кольцевой дороги вокруг Москвы, в просторечье "бетонки", что на 50-м километре, располагалось еще несколько центров "цивилизации". В частности, ИЗМИРАН — Институт земного магнетизма, ионосферы и распространения радиоволн АН СССР — основа будущего, возникшего в 60-е годы, наукограда Троицка с его атомным реактором и филиалом Физического института той же Академии наук, занимавшегося в те годы разработкой боевых лазеров. Согласно легендам, здесь побывал наш величайший современник Андрей Дмитриевич Сахаров. Желтенькое здание ИЗМИРАНа запомнилось своей уютной, не давящей архитектурой с двумя яйцевидными серебристыми куполами обсерваторий посреди зеленого леса.

Троицк в конце 50-х только-только начинал приобретать черты городка и то где-то вдали от шоссе, скрываясь за полоской леса. Само же наименование этого населенного пункта для нас было более привычным в сочетании со словом "фабрика", о которой я узнал следующее.

Эта суконная фабрика, которая действует и поныне под названием Троицкой камвольной фабрики, была создана в 1797 году, а сам город Троицк был основан на месте села Троицкого и ведет свою историю с середины XVII века. Это предприятие екатерининских времен было повинно вплоть до 80-х годов в сливе в нашу речушку Десну отработанной краски, за что нелестно поминалось всеми окрестными жителями. Народная топонимика даже присвоила название "Черной речки" (вне всякой связи с местом дуэли Пушкина) одному из изгибов Десны в близлежащем лесу по цвету воды, текшей от фабрики ниже по течению.

Далее по шоссе находилась больница имени Н.А.Семашко (ленинского наркома здравоохранения), которая была для нас центром "мировой медицины". Именно туда обращались жители нашего поселка в неотложных случая — ехали сами или везли своих детей, если случалась какая болезнь или травма.

Наши краеведческие познания Калужского шоссе завершались городком Красная Пахра, название которого было позаимствовано, а затем прочно вошло и в название нашего дачного поселка "Советский писатель": "тот, что на Пахре".
"Вечерняя Москва", 23.09.2005

ГКЧП – Государственный комитет по чрезвычайному положению

Д.П.Прохоров. Разведка от Сталина до Путина. Издательский Дом "Нева", Санкт-Петербург, 2005

http://www.pahra.ru/chosen-people/simuk ... ahry_2.htm

ИЗО и музыка


Приведённый ниже текст не мой, я случайно нашёл его на одном совершенно постороннем форуме. Речь идёт о школе, в которой некогда учился и я, это московская школа №1206 на Литовском бульваре в Ясенево.

Ангелина Ивановна Дымонт была учительницей музыки в младших и средних классах. Высокая, стройная, с короткой причёской, она шла всегда уверенной и быстрой походкой. Она была уже немолода, но глядя на неё об этом как-то и не думалось, та всегда излучала неутомимый оптимизм и бодрость. Она умела хорошо говорить, красиво излагала мысли, остроумно шутила и приветливо улыбалась. На уроке она очень любила петь вместе с учениками. Пела она высоким тонким голосом, хотя голос был довольно тихий. Однако она так бойко двигалась сидя за за фортепиано и колотила по клавишам длинными руками, никогда не забывая жать на педаль, при этом активно дирижировала классным хором, что этот недостаток с лихвой восполнялся. При плотно закрытой двери, обитой поролоном, песнопения в музыкальном кабинете были слышны даже в столовой на другом конце. На уроке она много рассказывала о том, что мир музыки - это мир прекрасного, дверь которого для многих так и оказывается закрытой навсегда, а ведь достаточно только её приотворить... При первом знакомстве с ней было трудно заподозрить, что перед вами вообще не идеал учительницы. Но на её урок всегда шли с особым чувством. Кому-то должно было опять не повезти, это заранее знали все.

На её уроках всегда было тихо. Ни у кого и в мыслях не было что-то произнести. Ученики не любили учительницу рисования слегка неряшливого вида с мелкими растрепаными кудяшками. Её звали Бедниченко Ирина Николаевна, когда-то давно её прозвали за глаза ИЗОшей. Та была коротка на расправу, иногда она яростно хватала провинившегося за шкирку и выкидывала через закрытую дверь, тело ученика с таким шумом вылетало в коридор, что даже могло привлечь внимание завуча, когда он оказывался неподалеку, а это сулило ученику ещё меньше хорошего. Но ИЗОше было далеко до Ангелины Ивановны, у которой до этого доходило редко. В отличие от ИЗОши Ангелина Ивановна даже не ставила никого в угол. Но она всегда писала замечание на последней странице дневника и доводила сведения о нарушении дисциплины до классного руководителя, завуча или даже директора, как она сочтёт нужным. Обычно если ученик покорно отдавал дневник, ему самому предоставлялась возможность выйти за дверь и дождаться конца урока, когда она поведёт его за руку, куда надо. Опоздавшим надлежало, искупая свою вину, весь урок стоять у двери. В туалет выходить было под строгим запретом. Это же не причина превращать в проходной двор кабинет музыки прямо на уроке. У Ангелины Ивановны требовалось безусловное почтение к её предмету, необходимо было раскрывать свою душу навстречу прекрасному. В кабинете не было парт, все были перед Ангелиной Ивановной как на ладони, и cидеть разрешалось только прямо, положив руки на колени. Особенно карались скрещенные руки на груди, показывать высокомерие перед учительницей было считалось оскорбительным. Впрочем, не не всем удавалось так просидеть все 45 минут в неподвижной позе, покорно глядя перед собой и хлопая глазами и не всегда. Можно было пострадать и за чрезмерно равнодушную позу и пустой взгляд, отсутствие всякого присутствия, так говорила Ангелина Ивановна.

На уроке Ангелина Ивановна предлагала слушать музыкальные произведения, которые воспроизводились на какой-то старой радиоле и отвечать на вопросы, чаще в устной форме. Ангелина Ивановна выбирала наугад ответчика и придирчиво слушала ответ, тяжело глядя в глаза ему при этом, она оставалась довольна услышанным очень редко. Трудно было понять, что она действительно хочет услышать от ребёнка, страх расправы обычно тоже мешал сконцентрироваться, но недосточно полный ответ на вопрос грозил прямой экзекуцией. Значит, не слушал, а отсиживал урок. Делал вид, что присутствовал на уроке. Иногда ответы писали письменно, было чуточку легче, несмотря на то, что писать на коленях было тяжело, можно было подсмотреть у соседа.

Урок музыки уже кончался. Смотреть на наручные часы не позволялось, ждать не дождаться конца считалось проявлением неуважения к уроку музыки, однако и так чувствовалось, что избавительный звонок уже скоро. Думая об этом, я слегка отвлекся, пока сосед мой мялся и страдал, отвечая на вопросы о глубинном смысле какой-то песни, не помню уже, песня была посвящена то ли партизанам, то ли пионерам-героям. Вдруг сзади, когда Ангелина Ивановна повернулась к радиоле, сзади шёпотом кто-то спросил, также готовясь видимо звонку, в каком кабинете следующий урок. Я быстро, почти не оборачиваясь, прошептал в ответ номер кабинета. Но на мою беду Ангелина Ивановна быстро развернулась и это не ушло от её внимания. Вперившись в меня взглядом, не обещавшим ничего хорошего, она попросила меня ответить на тот же вопрос, что был задан соседу. Я спокойно встал и сказал, что согласен со всем, что мой сосед сейчас сказал. По её темнеющему лицу и внезапно осекшемуся голосу оставалось только догадываться, насколько дорого мне обойдется эта уловка.

- В чём заключался мой вопрос?
- Чему может научить это произведение. ­
- И чему оно может научить?
- Я присоединяюсь ко мнению соседа об этом.

Будучи застигнутым врасплох, я не придумал ничего лучше, решив держаться до конца, и уже в следующую минуту доставал дневник. Ангелина Ивановна выставила меня за дверь, там уже стоял один пострадавший, и почти сразу раздался звонок. Я зашёл за дневником, Ангелина Ивановна уже успела исписать красным полстраницы. В эту же минуту зашла классная и Ангелина Ивановна, дописывая замечание, обратилась к ней:

- Этому ученику не нужен урок музыки, он даже может не приходить. Это я отметила в дневнике и довожу до вас.
- Тебе правда не нужен урок музыки?
Классная не понимала, в чём дело, ведь тогда не могло и речи быть о выборе уроков на усмотрение учащегося. Возразить мне даже не дали.
- Не нужен.
Отрезала Ангелина Ивановна.


Добавлю кое-что от себя.

Изоша, то есть Ирина Николаевна Бедниченко, рослая и несколько неуклюжая женщина, лет ей в то время было, на мой взгляд, около 40. Одевалась она как-то старомодно, и я уже тогда почему-то понимал, что она одинокая. Скорее всего, так оно и было.

Рисование, то есть, конечно же, ИЗО, у нас началось в первом классе, и класса до третьего уроки проходили гладко, мы рисовали животных, растения, плоды, пейзаж, произвольный портрет, человеческую фигуру с натуры (одна из девочек весь урок простояла на стуле). Насколько я могу оценить сейчас, Ирина Николаевна к преподаванию своего предмета относилась ответственно, искренне пытаясь нас им заинтересовать. Ни строгой, ни злой она не была. Уроки рисования считались лёгкими, их обычно ставили на субботу.

А потом и до нашего класса дошла школьная традиция "доводить Изошу", кто во что горазд. Ученики рисовали на рисунках всякую хрень, отпускали шуточки во всеуслышание, один совсем отмороженный даже взорвал карбид - немыслимое дело для любого другого урока или преподавателя. Естестенно, донести до нас что-то дельное Ирина Николаевна уже не могла. Мне всё это, с одной стороны, казалось забавным, с другой стороны, я всё же понимал, что мы перегибаем палку, посему придерживался правил поведения.

Почему именно Изошу ученики взялись "доводить" - не очень понятно. Возможно, сыграла роль несерьёзность её предмета. Но я всё-таки думаю, что дети чувствуют в человеке некоторую внутреннюю слабину и безобидность. В школе работало немало ничем не примечательных на вид педагогов, в чьём присутствии и повернуться лишний раз было боязно. У детей нет внутренних тормозов, и, сколько бы Изоша ни старалась напустить на себя строгость, ничего не выходило. Изводили её, вообще говоря, жестоко, даже не знаю, как она держалась в школе. Я бы реально не выдержал. Видимо, к описанному моменту нервы у неё начали сдавать, на нас она ругалась, но не припоминаю, чтобы она кого-нибудь выкинула за шкирку.

Я вообще не очень люблю вспоминать школу, а воспоминания об уроках рисования и Ирине Николаевне и вовсе относятся к самым неудобным. Я сам никакого зла ей не причинил, стыдиться за других нет смысла, мне просто очень жалко эту несчастную Изошу вместе с её незадачливым предметом.

Теперь про музыку. Уроки музыки вела А.И.Дымонт, долговязая, послебальзаковского возраста тётка с желтушным лицом. У неё была странная манера произношения - например, в слове "лягушка" у неё очень отчётливо слышалось "я", то есть выходило [лЯгУшка].

Я не знаю, почему Дымонт меня персонально невзлюбила. Я хорошо учился по другим предметам, совершенно не был хулиганистым, и абсолютно ничего не имел ни против неё самой, ни против её предмета. Как обычно проходили уроки музыки - все рассаживались по расставленным два длинных полукруглых ряда стульев и пели хором, вот и всё. Я тоже честно пел вместе со всеми, но почему-то мне всё время перепадали замечания устно и письменно, иногда она меня отсаживала на банкетку в дальней части класса. А иногда эта коза выгоняла меня из класса и не стеснялась порыться в моей сумке в поисках дневника. В журнале тройки перемежались с двойками, однажды у меня даже вышла двойка в четверти. Я уверен, немногие из вас смогут похвастаться двойкой в четверти, да ещё и по музыке. Очевидно, у прочего персонала школы была на голова плечах, и дальше моего дневника эта двойка никуда не пошла.

Как-то раз на урок музыки зашла наша пожилая классная руководительница, что-то нам объявила, и в последних словах, перед самым уходом, назвала урок музыки "уроком пения". И вышла. Дымонт прямо позеленела, кинулась к двери, распахнула её и завопила в коридор: "Уроков пения у нас нет! Урок называется "музыка"!!!". Отсюда можно сделать вывод, что тётенька была чуток не в себе.

(Чуть отступая от темы рассказа - если спросить, что же мы собственно, изучили на уроках музыки, ответ может может быть только один: абсолютно ничего. По содержанию уроки музыки были как раз уроками пения. А можно было преподавать именно музыку, рассказть об истрии музыки, познакомить детей с нотной грамотой, или даже обучить хотя бы немного игре на рояле. Моя жена ходила в школу в Североморске, там, по её словам, уроки музыки были настоящими уроками, с рабочими и нотными тетрадями, а не кружком хорового пения. Но вернёмся же к моим стародавним затруднениям.)

В пятом классе в какой-то день Ангелина Ивановна вообще сказала мне на её уроки больше не приходить. Безо всякой задней мысли я так и сделал. Помню, что я сидел в коридоре на первом этаже и прикидывал, сколько времени мне ещё так сидеть, выходило, что ещё остаток этого учебного года и следующий год. Потом я пересчитал годы в учебные недели, и оптимистично предположил, что осталось не так уж и много. Не помню, что было дальше, полагаю, что вмешалась классная руководительница и я снова стал посещать уроки музыки.

Мои родители как-то пришли в школу, желая понять, в чем, собственно, дело. Однако же сраная коза даже не стала с ними разговаривать, сказала, мол "сами разберёмся". Родители были ещё молоды, и не обладали, видимо, достаточным жизненным опытом разрешения конфликтов, ибо Дымонт сделала всё, чтобы её можно было взять за шиворот и хорошенько встряхнуть для приведения в чувство.

В том же учебном году до А.И. докатились демократические веяния и мы несколько уроков подряд слушали песни из фильма "Асса". К чему это было, и зачем это нужно было нам, непонятно до сих пор.

А на следующий год, к счастью, музыку у нас стала вести другая учительница, невысокая и полненькая, я не помню ни её имени, ни фамилии. Она играла не на рояле, а на баяне. Несмотря на свою мягкость и безобидность, ей как-то сразу удалось найти общий язык с классом, и уроки музыки стали проходить так, как они, пожалуй, и должны были проходить с самого начала. А А.И.Дымонт вошла в число наиболее неприятных людей, что мне доводилось встретить в юном возрасте.

Источник:
http://76-82.livejournal.com/5381277.html#cutid1